Шлем ужаса | страница 45
Мама. Когда я слышу слово «дискурс», я хватаюсь за свой симулякр.
[Nutscracker] Дискурс, сказал волосатый, это место, где рождаются слова и понятия, лабиринты и Минотавры, Тесеи и Ариданы. Даже сам дискурс рождается не где-нибудь еще, а именно в дискурсе. Однако парадокс заключается в том, что, хотя в нем и возникает вся природа, сам он в природе не встречается и разработан совсем недавно. Другой трагический диссонанс в том, что, хотя все и рождается в дискурсе, сам дискурс без государственных или частных дотаций длится не больше трех дней и затухает навсегда. Поэтому у общества не может быть задачи актуальнее, чем дотировать дискурс.
[Monstradamus] Про дискурс понятно, а что он говорил про лабиринт?
[Nutscracker] Про лабиринт он говорил очень быстро, поэтому я не все запомнил. В общем, лабиринт возникает тогда, когда надо принять решение при наличии нескольких вариантов выбора, а состоит он из набора наших возможных предпочтений, обусловленных природой языка, структурой момента и особенностями спонсора. Дальше я мало что понял, помню только, что в какой-то момент он запел «Интернационал», и так сначала громко, грозно, но уже через минуту перешел на «Happy birthday to you».
[Monstradamus] Это называется множественностью дискурсов. Я с университета помню. А что он говорил про Минотавра?
[Nutscracker] Минотавр – это ты.
[Monstradamus] Я?
[Nutscracker] Прямо чувствую, как ты вздрогнул. Он не имел в виду лично тебя. Он поглядел в глаза воображаемому зрителю, взмахнул руками, как орел крыльями, и заорал: «Minotaure! Minotaure, c’est toi!! Tu es Minotaure!!!» Потом он успокоился. Надо просто понять, сказал он, что Минотавр есть проекция твоего ума и, следовательно, не кто иной, как ты сам.
[Monstradamus] А что надо делать, он сказал?
[Nutscracker] Как что. Пока есть спонсор, продолжать дискурс.
[Monstradamus] А куда поворачивать в лабиринте?
[Nutscracker] Вместе с дискурсом.
[Monstradamus] Интересно.
[Nutscracker] Если честно, я так и не понял, что именно волосатый называл дискурсом. Хотя он только про него и говорил.
[Monstradamus] Это что-то вроде клея, который намертво приклеивает шлем ужаса. Потом его уже не снять.
[Nutscracker] Не пугай меня.
[Monstradamus] Это ты меня уже час как пугаешь. А женщины-кандидаты были?
[Nutscracker] Да. Была одна очень симпатичная телочка, похожая на врача-психиатра. И эмблема была соответствующая – бык с цепью на кушетке. Я уже не помню всего, что она говорила, но главная мысль была такая – победить Минотавра можно только одним способом, перестав считать себя жертвой. Тогда он просто исчезнет. Минотавр у каждого свой, сказала она, но на самом деле не он преследует нас, а мы его. А лабиринт, в котором мы его ищем, – это допаминовые цепи наслаждения, замыкающиеся у человека в мозгу, они тоже свои у каждого, неповторимые, как отпечатки пальцев. Что касается того, как правильно поворачивать в лабиринте, то все просто. Допустим, вы стоите на разветвлении, от которого расходится десять одинаковых коридоров. Конечно же, при выборе того, по которому вы пойдете дальше, руководствоваться надо не страхами и суевериями, а тем, куда зовет здравый смысл.