Туман внезапно сменился проливным дождем. Элбрайт выкинул окурок и поднял стекло, оставив лишь небольшой проем, достаточный для проникновения в салон свежего воздуха.
— Проклятье, — пробормотал Коллингсуорт себе под нос. — Почему в такие моменты всегда идет дождь? Донни, почисти стекло, я ни черта не вижу.
Элбрайт щелкнул выключателем, и "дворники" торопливо забегали по лобовому стеклу.
— Как там? — спросил он болгарина, вглядываясь в бетонные нагромождения на противоположном берегу.
— Там, здесь... Какая разница? Немцы, они и в Африке немцы, — ответил тот, ухмыльнувшись. — Возможно, на Западе больше разнообразия. В конце концов, мне на это наплевать, я еду в Болгарию.
— Не слишком-то радуйся, приятель, — угрюмо произнес Коллингсуорт, — твои друзья из КГБ зададут тебе не одну сотню вопросов, прежде чем ты окажешься дома.
— А мне-то чего бояться? Я ничего такого не сделал, чтобы они стали меня беспокоить! — выкрикнул толстяк.
Эти слова прозвучали словно мольба о помощи, Никто не ответил, и в салоне воцарилась тишина. Напряжение нарастало.
Сзади хлопнула дверь. Элбрайт опустил стекло и высунулся наружу. Дождь, начавшийся так внезапно несколько минут назад, похоже, начинал стихать. Эндрю Маклинток, водитель среднего автомобиля, торопливо приближался к машине Коллингсуорта, обеими руками поддерживая поднятый воротник шикарного плаща. Элбрайт открыл дверь и перебрался на соседнее сиденье, уступая место Маклинтоку. Тот проскользнул в салон, тихо закрыв за собой дверь. В глазах Элбрайта этот человек в своем шикарном плаще с поднятым воротником и шляпе, надвинутой на брови, выглядел персонажем бондианы — настоящий американский шпион. Однако Маклинток вовсе не был шпионом. Он состоял в должности аналитика, постоянно возившегося с горами всевозможных бумаг. В это слякотное утро он был здесь всего лишь в качестве водителя, и его лицо красноречиво говорило о том, что в такую погоду он с большим удовольствием обнимал бы подушку и видел седьмой сон. Маклинтоку исполнился всего тридцать один год, но у него уже проглядывала изрядная лысина, а лицо его было бледное, почти белое, словно лист протокола, с какими он возился у себя в кабинете.
Маклинток рассеянно кивнул Элбрайту и повернулся к Коллингсуорту, очки его начали запотевать в тепле салона. Прежде чем он открыл рот, вопрос уже был отпечатан, как на бумаге, на его лице. Коллингсуорт, умудренный долгими годами службы в разведуправлении, массой рядовых, ничем не примечательных заданий и командировок, которые больше походили на прогулки по этажам супермаркета и разглядывание витрин, нежели на деятельность служащего разведывательного управления США, ответил Маклинтоку, не дожидаясь, пока тот задаст вопрос вслух:
