Один морской капитан[1], участник другой войны, ведущейся с похожей, если не с идентичной, целью, написал гимн воинской доблести, наглядно отразивший суть донкихотства Болана:
Кто небо вспахать отважится,
Как некий мудрец сказал,
Лишь в дураках окажется.
Но он взлетел и вспахал.
А еще говорится в Завете:
Не кличь понапрасну беды.
Но отправился сеять он ветер,
И горькими были плоды.
И смерть свою принял как милость,
О чем, мол, тут говорить.
И слов обветшалых унылость
Смог кровью своей оживить.
О да, Палач Мак Болан готов был охотно пролить свою кровь, равно как и кровь своих врагов, чтобы влить новую жизнь в некоторые обветшалые и поблекшие слова и понятия. Такие, как мир, справедливость, доблесть. Эти слова не утратили своего значения и в наши дни, хотя мафия сделала все ей доступное, чтобы исказить и извратить их смысл.
Палач был готов вернуть затасканным понятиям их прежнее значение.
И готов был заплатить кровью.
Крупный мужчина неподвижно стоял, пригнувшись в темноте, и все чувства его были обострены до предела. Вокруг него пустыня жила своей тайной ночной жизнью. Шла неустанная, вечная борьба за выживание со своей тактикой и стратегией, с ударами и контрударами. В колючем кустарнике неподалеку от человека негромко жужжали насекомые, а где-то сбоку по песку прошелестела гремучая змея — искала очередную жертву. Человек — Мак Болан — тоже охотился, но его добыча была куда смертоносней, чем ядовитое пресмыкающееся.
Палач выслеживал каннибалов. Он шел по их следу от охотничьих угодий Кливленда до засушливых просторов Аризоны, где обнаружил их в избытке. Троглодиты мафии окопались здесь и с каждым днем усиливали свою хватку на горле общества штата Большого Каньона[2]. Более того, Болан обнаружил в этих краях такое количество мишеней и потенциальных охотничьих трофеев, что провел добрую часть недели в Тусоне, занимаясь одной лишь классификацией и каталогизацией, оценивая численность врага, прикидывая уязвимые места и наилучшее время для нанесения удара и составляя перечень шулеров, мошенников и прочей шушеры, которая, как хорошо знал Болан, сама еще мафией не являлась, но служила верным симптомом этого ракового заболевания. Палач наткнулся на «кое-что еще». Сначала это были туманные и разрозненные слухи насчет «малины в пустыне». Болан заинтересовался, и постепенно перед ним возникла хотя и далекая от завершения, но весьма интригующая картина чего-то такого, что заваривалось на охотничьих угодьях тусонской мафии и стоило дальнейшего углубленного расследования.
