— Ничего мы не перепутали, — возразил Кадфаэль и поднял голову от работы: он лепил лепешечки от поноса, запас которых следовало пополнить в лазарете. — Какой-то умник украл ковчежец с алтаря и подменил его запеленутым бревном, что взял из крипты. Причем подготовил подмену заранее, чтобы осуществить в подходящий момент и чтобы никто ничего не заметил, по крайней мере сразу. Хью, мы должны отыскать пропажу!
Хью глядел на Кадфаэля через стоявшую между ними жаровню. Шериф сидел, поджав губы и сдвинув брови, — таким Кадфаэль видел его не раз с тех пор, как они познакомились впервые, когда ни один из них не знал, друг перед ним или враг, но уже тогда их тянуло друг к другу в той полусерьезной, полуозорной борьбе умов.
— Видишь ли, ты все время говоришь так, словно в этом ковчеге и впрямь лежит святая Уинифред, — сказал Хью. — Ты говоришь «она», «ее», вместо того чтобы говорить «он» и «его». Ведь тебе лучше, чем кому-либо другому, известно, что она покоится в земле Гвитерина. Разве может она находиться в двух местах одновременно?
— Ее сущность на это способна, — уверенно промолвил Кадфаэль. — Ибо и у нас она творила чудеса. Святая Уинифред пролежала в этом ковчежце целых три дня, и на него вполне могла частично перейти ее благостная сила. Разве можно ограничить эту силу местом и временем? Сказать по правде, Хью, меня беспокоит вопрос о том, что, собственно, обнаружат внутри ковчега, если кому-нибудь и впрямь взбредет в голову открыть его. Но я денно и нощно буду молиться о том, чтобы этого никогда не случилось.
— Дай бы бог, — сказал Хью. — Представляю, какой крик поднимется, если кто-нибудь все-таки сорвет с таким тщанием наложенные тобой печати, поднимет крышку и вместо останков святой девственницы обнаружит останки двадцатичетырехлетнего мужчины. Да еще в чем мать родила! Боюсь, тебе тогда не поздоровится! — Хью встал, смеясь, правда, не очень-то весело, ибо такой поворот событий не исключался, и дело могло кончиться весьма печально. — Мне пора идти и готовиться к отъезду. Приор Роберт намерен выехать сразу после трапезы. — На прощание шериф ободряюще обнял Кадфаэля за плечи. — Не бойся, ты ведь у нее любимчик, да и сама Уинифред способна постоять за себя.
— Странное дело, Хью, — неожиданно сказал Кадфаэль, когда шериф был уже в дверях. — Что-то я забеспокоился о бедняге Колумбанусе.
— О бедняге Колумбанусе? — с удивлением промолвил Хью, оборотившись к монаху. — Кадфаэль, ты не перестаешь удивлять меня. Хорош бедняга! Украл и убил! Причем для своей личной выгоды, а не ради Шрусбери и святой Уинифред.
