Кадфаэль с любопытством обозревал ряды влиятельных лордов, ибо многих из них он видел впервые. Правда, Лестера он уже встречал. Роберт Бомон, человек остроумный и прозорливый, правил своим графством с четырнадцати лет и был одним из тех немногих, кто искренне стремился к справедливому и разумному соглашению. Он немало потрудился, исподволь подготавливая эту встречу. Его прозвали Робертом Горбуном, хотя был он не горбат, а лишь кособок, да и этот недостаток в глаза не бросался, а в бою и вовсе ему не мешал. Рядом с графом стоял Уильям Мартел, главный королевский управляющий, несколько лет назад прикрывший отступление Стефана при Уилтоне и угодивший в плен. За его освобождение королю пришлось уступить противнику укрепленный замок. Поблизости держался Уильям Уайпирс, командир фламандских наемников. Приподнявшись на цыпочки и вытянув шею, Кадфаэль поверх голов таких же любопытствующих углядел епископа Найджела Илийского, недавно примирившегося с королем после нескольких лет разлада и теперь всячески старавшегося упрочить свое положение.
Противоположную сторону зала занимали плотные шеренги сторонников императрицы. Среди них Кадфаэль выделил Роберта, графа Глостерского, — человека, который многие годы был главной опорой своей сестры, верно служа ей мечом и советом. С виду графу было лет пятьдесят. Плотный, широкоплечий, с каштановыми, посеребренными сединой волосами, он выглядел утомленным. Седина тронула и его короткую бородку, подчеркнув двумя серебристыми полосками твердую линию подбородка. Плечом к плечу с ним стоял старший сын и наследник графа Уильям, схожий с отцом крепким телосложением и чертами лица. Второй сын Роберта, Филипп, если и находился здесь, то стоял в рядах противников. Бок о бок с Глостером держались Хэмфри де Богун и граф Роджер Херефордский. Стоявших позади Кадфаэль разглядеть не мог.
Зато слова выступавших были слышны отчетливо, так что монах даже узнавал голоса, которые ему уже случалось слышать. Открыл совет Роже де Клинтон. Он приветствовал всех, кого стремление к благу привело под кров вверенной ему обители, где он, будучи епископом, числился еще и аббатом, после чего, как и было условлено, огласил свой запрет на ношение оружия в церкви и в зале совета и передал слово Генри де Блуа, епископу Винчестерскому, младшему брату короля Стефана. Кадфаэлю еще никогда не доводилось слышать этот властный, высокий голос, хотя речи высокородного прелата уже много лет оказывали воздействие на жизнь всех англичан, как монахов, так и мирян.
