— Ричард похудел, Катарина! Ты не считаешь, что Ричард ужасно худой?
Слово «худой» в исполнении Барбары звучит жирно: массивно, тяжко, обвиняюще. Прикрыв глаза, я пытаюсь собрать воедино остатки терпения и понимания, которых у меня уже нет. Ведь именно эта женщина одарила моего мужа фигурой стержня от шариковой ручки, и она же тридцать шесть лет спустя смеет меня винить! Разве это честно? Бог ей судья, а я буду выше ее презрения к моим супружеским добродетелям, каковы бы они ни были.
— Да, но Рич сам по себе худой, — возражаю здраво. — Когда мы познакомились, он был просто тощим, как раз это мне и понравилось.
— Он всегда был стройным, — признает очевидное Барбара, — но теперь от него просто ничего не осталось. Он еще только из машины вылезал, а Шерил уже сказала мне: «Вам не кажется, что Ричард истощал, Барбара?»
Моя невестка Шерил, прежде чем ьыйти замуж за бухгалтера Питера, протирала локти в строительной компании в Галифаксе. С рождением первого из трех своих мальчишек в восемьдесят девятом году Шерил присоединилась к членам организации, которую моя подруга Дебра зовет мама фией, — мощной, сплоченной клике неработающих мамаш. Обе они, и Шерил, и Барбара, обращаются с мужчинами, как хозяйственный фермер с породистым скотом, требующим тщательного ухода. Ни одно Рождество у Шеттоков не обходится без брошенных вскользь вопросов Шерил, из какой заграницы я привезла свой кашемировый свитер и хорошо ли, что Ричард купает детей совершенно один.
Питер, в отличие от Ричарда, в хозяйстве практически бесполезен, но Шерил, как я убедилась за эти годы, только поощряет его никчемность. В жизни Шерил муж играет ценную роль: «Это мой крест, мне его и нести». Каждой мученице требуется свой питер, которого со временем можно выдрессировать до кондиции, когда он перестанет узнавать собственные трусы.
Все то, что дома, в Лондоне, мне кажется естественным, здесь воспринимают как феминизм в стадии буйного помешательства.
— Сомма, — с мрачной торжественностью сообщает Ричард, пронося через кухню в ванную вспухший памперс, легкий абрикосовый аромат которого ведет неравный бой с амбре известного наполнителя.
Рич классифицирует памперсы Бена в соответствии с лично изобретенной эмоционально-географической классификацией: незначительный инцидент носит название «Плохо дело», авария средних размеров именуется «Тем хуже», а событие, требующее душа, — «Паводок на Сомме». Однажды — только один раз! — случился Кракатау. Против названия я ничего не имею, но лучше бы это произошло не в греческом аэропорту.
