Отец поднял глаза на Келли, и она с изумлением увидела поблескивающие на ресницах слезинки. Губы отца, губы представителя твердокаменных Эштонов дрожали.
— Я был женат, — сказал он, — и я знал, что Джо любит ее, и…
Келли взяла его за руку. Женщина… Вся эта война между Чарлзом и Джо разгорелась из-за женщины. Такое трудно даже вообразить.
— Я никогда не говорил о ней, — сказал Чарлз, снова закрывая глаза. — Я мог о ней только думать. То, чего хотел Джо, разорвало мое сердце — он хотел рассказать ее историю всему миру.
Келли отвела волосы отца с его лба. Ей хотелось, чтобы он продолжил — но он и так сказал много больше, чем она ожидала. Женщина.
— Хочешь, я поговорю с Джо? — мягко спросила она. — Может, мне удастся его переубедить?
— То, чего я хочу, ты сделать не можешь, — ответил Чарлз, не открывая глаз. Когда он снова заговорил, голос его звучал столь тихо, что Келли едва смогла разобрать:
— Прошло пятьдесят шесть лет, и до сих пор все, чего я хочу, — это вернуть ее назад.
Он затих.
Келли поцеловала его в щеку.
— Доброй ночи, отец, Я люблю тебя.
Его веки слегка дрогнули. Она любит его. После более чем тридцати лет равнодушного к ней отношения его дочь все еще как-то ухитряется его любить.
Но этого все же ему недостаточно.
Боже, что с ним происходит?
Чарлз услышал, как мягко притворяется дверь, и открыл глаза.
Комната была слегка освещена — светом ночника, который зажгла Келли.
Из-за таблетки, которую он принял час назад, Чарлз почувствовал себя так, словно он куда-то плывет. Таблетка боль не заглушала, но, несмотря на эту боль, в голове вновь закружились воспоминания о Франции.
1944 год.
Лето высадки в Нормандии
Джо моргнул, и ему показалось, что полумрак комнаты сменился ярким светом. Он моргнул еще раз — и словно перенесся из своей комнаты в кухню Сибелы. Ему было уже не восемьдесят, а двадцать четыре, он был не умирающим стариком, а идущим на поправку молодым солдатом.
Его дела идут хорошо. Он уже может передвигаться с палкой. Сибела вынула пули из его бедра и плеча.
Сибела считала его героем, потому что он вернулся в церковь за ребенком, которого там забыли. Чарлз сам не знал, почему он сделал это. Он даже не был способен ясно вспомнить этот момент. Весь тот бой всплывал в памяти эпизодическими отрывками. Когда в него ударила пуля, его первой мыслью было, что он убит.
Но он не погиб. И даже не был взят в плен и отправлен в концентрационный лагерь. Напротив, он оказался в одном из штабов французского Сопротивления, где к нему отнеслись как к герою.
