— Сколько выпили и чего выпили? — прервала его Эльяшева со всей строгостью женщины, которая (даже в роли возлюбленной) всегда дорожит мужчиной, как мать блудным сыном.
— Здесь сразу два вопроса: сколько и чего? Отвечаю на первый: мною опрокинуто всего полчетверти. Отвечаю теперь на второй: была пита демократическая водкус.
— Мерзость! — сказала Эльяшева.
— Сам понимаю. Но рылом не вышли, чтобы шампанею глотать.
— Тогда и третий вопрос… Что вы делали в Шенкурске?
— Имел несчастье служить.
— И растратили там казенные деньги?
— Конечно. Для того они и созданы, эти казенные деньги, чтобы чиновник мог их растратить.
— На что вы их употребили? Построили дом? Облагоденствовали убогих? Или завели себе шикарную любовницу?
— Нет. Служа по винному акцизу, я истратил их на акцизное вино, которое и было выпито мною в содружестве с товарищами. От начета товарищи мои уклонились, и тогда весь начет полностью был возложен на меня.
Оба почувствовали себя неловко.
— Аполлон Касьянович, — сказала она потом, — не будем ссориться. Возьмите от меня деньги, покройте эту нечистую игру.
— А меня даже не судили. Только перевели сюда Причем — с повышением… Денег же от вас не приму!
— Вам приятно быть должником казны?
— Мне неприятно быть вашим должником.
— Но я же — не казна! — выкрикнула Эльяшева.
— Вот именно, а я желаю помереть, не рассчитавшись о матерью-Россией, и пусть казна торжественно оплачет мою кончину.
— Вы не умны, — заявила она ему.
Вознесенский придвинул к себе конторские счеты, откинул на костяшках сумму в 1220:
— Вот моя красная цена… это в ваших глазах. Но я постараюсь на этих днях продать себя подороже… Екатерина Ивановна, — лирически спросил он вдруг, — знаете ли вы, звезда души моей заблудшей, что такое глютен?
— Впервые слышу!
— Поверьте же человеку, которому пришлось немало заниматься в уезде разной глупостью, что глютен — это великое слово. Оно вошло сейчас в кровь мою, вместе с алкоголем, это слово бродит во мне, оно разрывает меня… Я наполнен смыслом этого ужасного слова до предела. Прощайте, Екатерина Ивановна! Завтра — с этим словом — вы услышите и мое скромное имя, которое станет известно всей мыслящей России…
Когда он уходил, госпожа Эльяшева сделала шаг за ним, словно пытаясь удержать его, но затем остановилась, и дверь бухнула за Вознесенским, захлопнутая с разлету, будто грохнули кувалдой, и этот удар отдался во всем теле женщины.
Она не сразу выпрямилась, нервно хрустнула пальцами.
