Заставить его отказаться от первоначального мнения могли не гневные или пылкие речи, а хорошо обдуманные и просчитанные аргументы. Выданные сдержанно и сухо, они могли в какой-то степени поколебать мнение Пошехонцева. Но и тут нужно было держать ухо востро и не уступать ни на йоту. Иначе, поскольку главному палец в рот не клади, оттяпает всю руку, он начинал жать, давить, пока не добивался своего. Но если человек вел себя равнодушно, ему было наплевать на все выходки Пошехонцева, то можно с уверенностью сказать, что он своего добьется.
Подождав минут пять и видя, что Пошехонцев не собирается прерывать своего занятия, я начала потихоньку закипать. Еще немного, начну клокотать, как чайник, дошедший до кондиции.
— Мне тут один недоумок передал, что вы хотели меня видеть, но, видно, этот идиот ошибся, меня здесь не ждали.
— Ну что ты, что ты, — замахал руками Пошехонцев, наконец приходя в себя. — Все правильно, я тебя звал.
— И за каким… В смысле, зачем?
— За этим, как его… — Илья изобразил бурную мыслительную деятельность. — Да ты садись, садись, чего стоя разговаривать.
— Сесть всегда успею.
— Присаживайся, Леда. — В голосе Пошехонцева стали проскальзывать просительные нотки — верный признак, что хочет сказать какую-то гадость. — Поговорить надо.
С этими словами он покинул свое насиженное местечко и с трудом выбрался из-за стола. Я придвинула стул и уселась. Закинула ногу на ногу и вытащила из пачки, лежащей на столе, длинную коричневую сигаретку.
— «More». Когда ты перестанешь быть пижоном, Илюша?
— Сразу уж и пижоном. — Пошехонцев почесал свой длинный нос и придвинул свой стул поближе к моему. — У меня к тебе дело.
— Выкладывай.
— Только пообещай, что не откажешься.
— Не могу, Илюшенька, пока не знаю, в чем оно заключается.
— Дело… — Илья покрутил головой. — Дело в материалах, что представляет наша газета.
После этого он надолго замолчал, заблуждал глазками по своему любимому кабинетику, словно проверяя, все ли на месте, и все ждал, что я начну задавать вопросы. Но я молчала, как партизан на допросе, и тоже занялась визуальным осмотром редакторского места обитания..
Кабинет, надо сказать, был под стать своему хозяину, то есть неряшливый, заляпанный и захламленный сверх всякой меры. Стол мог смело конкурировать со столиком самой грязной привокзальной забегаловки: те же липкие круги, те же крошки, те же обрывки бумаги, те же тарелки с недоеденными бутербродами. Отличие составлял лишь компьютер, примостившийся на краешке стола, Да пластиковые папки с бумагами.
