— Какие благородные намерения, — усмехнулся Сазерленд. — Но в конце концов вашему мужу пришлось довольствоваться каторжником. Полагаю, я обошелся дешевле.
Фэнси решила не попадаться на приманку.
— Сядьте, — приказала она, надеясь, что ее голос звучит достаточно строго.
К ее удивлению, Сазерленд повиновался.
Фэнси взяла его запястье и осторожно провела пальцем по краю глубокой раны. Наверное, шрамы останутся навсегда, но вряд ли он примет ее сочувствие. Поэтому она постаралась не выказывать своих чувств. Окунув полосы ткани в теплый отвар, Фэнси обернула оба запястья, надежно закрепив повязки. Йэн не шевелился и хранил полное молчание.
— Джон сказал, что лодыжки тоже нужно перевязать.
— Мне ничего от вас не нужно, — неприязненно произнес он и потянул носом воздух. — Что это такое?
— Дикий чеснок. Заживляет открытые раны.
На его лице появилось недоверчивое выражение. Фэнси пришло в голову, что он считает ее лгуньей.
— Сами увидите. А теперь позвольте мне взглянуть на ваши лодыжки.
Сазерленд не двинулся с места.
— Хорошо, — вздохнула она, — я оставлю лоскуты и отвар. Сами решайте, что с ним делать.
Он не ответил.
Фэнси предприняла еще одну попытку сломать лед отчуждения между ними:
— В корзине мясо и свежий хлеб.
Он по-прежнему хранил молчание. Фэнси направилась к двери. Вдруг решившись, она остановилась и обернулась.
— Джон сказал, что вы умеете читать… Вы… научите меня и моих детей?
Йэн исподлобья смотрел на нее, обдумывая ответ.
— Разве у меня есть выбор?
— Да, — мягко сказала Фэнси. — Джону нужна ваша помощь в поле. Все остальное было бы вашей… любезностью.
— Почему ваш муж не научит вас?
Фэнси закусила губу — давняя привычка, от которой она тщетно пыталась избавиться. Она не хотела признаваться, что Джон не умеет читать и считать, что что-то мешает ему видеть вещи так, как видят их другие. Джон рассказывал ей, что домашний учитель называл его тупицей. Но она знала, что это не так. Джон обладал редкой проницательностью и хорошо разбирался в людях, однако всегда чувствовал себя неполноценным среди них и стыдился своего недостатка.
На ее глаза вдруг навернулись слезы. Она знала, что теряет мужа — медленно, но верно. Его бледное лицо с каждым днем все больше приобретало пепельный оттенок, дыхание становилось все более прерывистым. Отвары лечебных трав уже не помогали ему. Они с Джоном нуждались в помощи этого надменного чужестранца, от которого не приходилось ждать преданности. Да и с какой стати?
