72 метра | страница 2
И в конце-то концов, можно посадить его, сукина сына, на цепь! То есть я хотел сказать — на гауптвахту, и с нее отпускать только в море! только в море!
Или можно уволить его в запас, когда он этого не хочет, или, наоборот, не увольнять его, когда он сам того всеми силами души желает, пусть понервничает, пусть у него пена изо рта пойдет.
Или можно нарезать ему пенсию меньше той, на которую он рассчитывал, или рассчитать ему при увольнении неправильно выслугу лет — пусть пострадает; или рассчитать его за день до полного месяца или до полного года, чтоб ему на полную выслугу не хватило одного дня.
И вообще, с офицером можно сделать столько! Столько с ним можно сделать! Столько с ним можно совершить, что грудь моя от восторга переполняется, и от этого восторга я просто немею.
НАЧАЛО
На флоте ЛЮБОЕ НАЧИНАНИЕ всегда делится на четыре стадии: первая — ЗАПУГИВАНИЕ; вторая — ЗАПУТЫВАНИЕ; третья — НАКАЗАНИЕ НЕВИНОВНЫХ; четвертая — НАГРАЖДЕНИЕ НЕУЧАСТВУЮЩИХ.
КОНЕЦ
— Что вы видели на флоте?
— Грудь четвертого человека.
— И чем вы все время занимались?
— Устранял замечания.
АТОМНИК ИВАНОВ
Умер офицер, подводник и атомник Иванов. Да и черт бы, как говорится, с ним, сдали бы по рублю и забыли, тем более что родственников и особой мебели у него не обнаружилось и с женой, пожелавшей ему умереть вдоль забора, он давно разошелся Но умер он, во-первых, не оставив посмертной записки — мол, я умер, вините этих, и, во-вторых, он умер накануне своей пятнадцатой автономки. Так бы он лежал бы и лежал и никому не был бы нужен, а тут подождали для приличия сутки и доложили по команде.
Вот тут-то все и началось. В квартиру к нему постоянно кто-то стучал, а остальной экипаж в свой трехдневный отдых искал его по сопкам и подвалам. Приятелей его расспросили — может, он застрял у какой-нибудь бабы. В общем, поискали, поискали, не нашли, выставили у его дверей постоянный пост и успокоились. И никому не приходило в голову, что он лежит в своей собственной квартире и давно не дышит.
Наклевывалось дезертирство, и политотдел затребовал на него характеристики; экипажная жизнь снова оживилась. В запарке характеристики ему дали как уголовнику; отметили в них, что он давно уже не отличник боевой и политической подготовки, что к изучению идейно-теоретического наследия относится отвратительно, а к последним текущим документам настолько прохладен, что вряд ли имеет хоть какой-нибудь конспект.
Долго думали, писать, что «политику он понимает правильно» и «делу» предан, или не писать, потом решили, что не стоит.