. Теперешний Питер Джойс для м-ра Уорсингтона значил не больше, чем тень этого незабвенного прошлого.
— Отойдем подальше, — вполголоса сказал Ури. Беспокойство обозначилось на его ординарном лице. — Знаешь, этот корабль и наши люди мне непонятны, как голоса за глухой стеной. Среди переселенцев, по-моему, бродит заговор. Кое-кто взглядом открыл мне свою вражду, и кроме того… Видишь матроса с серьгой в ухе, что гонит скотину?
— Это пастух мистрис Гэмидж, которую ты защищал на суде. Зовут его Иеремия Кэпл.
— Вечером после совещания я вышел из «Королевского льва» и проходил между двумя фургонами. Парусиновая стенка одного из них пропустила такие слова: «Не прежде, чем у Азорских островов. А до них — навытяжку! Усердие и послушание!» Парусина заколебалась, и я едва успел спрятаться, как она раздвинулась — из фургона выпрыгнул этот самый пастух!
Иеремия Кэпл в это время загонял упрямого бычка на трап, где стояли матросы с концами от талей в руках. Когда пастух оказался около нас, я напомнил ему, чтобы он позаботился о стойках для скота, не то животные передавят друг друга при первой волне.
— Есть, сэр, — весело отозвался Кэпл, блеснув понятливым взглядом. — Мы это дело тонко соображаем, не впервой. Часа три-четыре — и вся скотина решит, что она у себя дома!
Мы с Ури переглянулись.
— Не его язык, — заметил адвокат.
— Выучил роль, — согласился я. — Могу свидетельствовать: море он знает не больше приходского священника, а намекает, что был пиратом.
— Но кому доложить: капитану или леди Лайнфорт?
— Подожди. Сначала пройдем к корме, они там, а потом примем решение.
Когда лиса читает проповедь, загоняй гусей в хлев, — гласит пословица.
Но, сэр, лисе проповедовать недосуг. Да и совесть не позволяет ей убеждать гусей, будто она ест их для их же блага. Нет, сэр, лисе далеко до человека!
Изречения Питера Джойса
Пристань была вытянута в сторону моря, и корпус «Красивой Мэри» был установлен параллельно ей, так что мы могли измерить шагами длину нашего корабля — ярдов около тридцати. Его украшенный сложной резьбой темно-зеленый борт возвышал над нами ритмично чередующиеся сплетения вант 68 и фалов 69, унизанных похожими на ряды пуговиц юферсами 70 и блоками. На нас смотрели многочисленные глаза корабля — отверстия шпигатов 71 и клюзов 72, темные квадраты пушечных портов. Дошли до ахтерштевня 73, круто вздымавшегося вверх вместе с ахтеркастелем 74 — надстройкой кормы, которая тоже производила внушительное впечатление. То была косо устремленная вверх башня, похожая на буфет, потому что ее украшали разные гирлянды, дельфины, гербы и иные фантазии голландцев-строителей.
