— Все! — говорит Табаков. — Аминь!
Я будто услышал взрыв и подумал, что так же, наверное, падал наш Бондаренко, менял крены и курсы. Может, так же горел, и может, кто-то из немцев так же сказал: «Аминь!» Будь они прокляты, немцы, фашисты! Мало мы бьем их! Мало! Почему Иванов с Василевским, уничтожив лишь одного, успокоились? Надо было догнать и сжечь всех до единого! Всех… Впрочем…
Впрочем, я, пожалуй, не прав. Летчики выполнили свою боевую задачу. Иванов связал боем Ме-109, помог Бондаренко сорвать удар по нашим войскам. Помог Василевскому, а Василевский ему. Звено «мессеров» они разогнали по ходу дела, когда Иванов возвращался домой на пределе горючего, а Василевский торопился к линии фронта, чтобы прикрыть наши войска от ударов фашистских бомбардировщиков.
Нет, они, безусловно, правы. Они молодцы. А я немного погорячился. Это естественно: очень жаль Бондаренко… Человек замечательный: спокойный, выдержанный командир, толковый, летчик хороший. Откуда же быть плохим? На фронт пришел из училища, был инспектором, учил летать, воевать.
— Товарищ командир! Летчики звена Бондаренко сели, — доложил начальник штаба полка Рубцов.
Он уже позвонил в эскадрилью «серых», узнал результаты полета. Так и положено. Он первым должен все разузнать, доложить обо всем командиру полка и начальнику штаба дивизии, документально оформить каждый полет. Спрашиваю:
— Ну что там, Борис Иванович? Что там у них случилось?
Рубцов подтянут, опрятен, аккуратен, но суховат. На доброе слово, можно сказать, не способен, не потому, что плохой человек, просто такой характер. Вот и сейчас, вместо того чтобы сказать что-то душевное, по-человечески пожалеть Бондаренко, сразу начинает бесстрастный доклад:
— Бондаренко сбили бомбардировщики во время атаки. Сам уничтожил два самолета. Немцы сбросили бомбы, не дойдя до линии фронта, по своим, наверно, попали.
Ну что ж, это неплохо, когда немцы бьют по своим. Если бомбы попали в гущу вражеских войск или техники, урон ощутимый. Моральный особенно: свои по своим…
— Звено Бондаренко сбило три или четыре машины, — продолжает Рубцов. — Точно сказать не могут, некогда было смотреть. Боекомплект израсходован полностью. Повреждены два самолета: у одного пробит киль, у другого плоскость. Инженер уже знает, поехал туда, в Кащеево.
Звено Бондаренко… Его уже нет, Бондаренко, а начальник штаба называет звено его именем. А как же пилоты? Что у них на душе? Непросто пережить потерю командира звена, самого близкого друга, боевого товарища. Говорю:
