— Берегись, Николай. Слева фашист…
Но Коля или не слышал, или пытался выйти фашисту в лоб. Но тот был в более выгодном положении. Чтобы ему помешать, я первым открыл огонь, дал пулеметную очередь, но бесполезно — дистанция была не менее тысячи метров. Я опоздал на три-четыре секунды…
Очевидно, немец попал по кабине. Як с эмблемой «Меча» плавно крутнулся влево, сделал виток со снижением…
— Прыгай, Завражин! Прыгай! — кричал я Николаю, а он штопорил, штопорил… И так до самой земли.
Зотов встретил меня на стоянке. Он уже знал обо всем, но все же спросил: «Парашюта не видели? Может быть, выпрыгнул?..» Я ничего не ответил. Он отошел, сел на патронный ящик, уставился в землю. И так сидел дол го-дол го…
Если бы Зотов сейчас находился с нами, он обязательно вспомнил бы бой, в котором так отличился Завражин. В том неравном бою восьмерка Матвея схватилась с группой в составе сорока «юнкерсов», сопровождаемых звеном истребителей.
«Пока мы дрались с бомбардировщиками, — рассказывал Матвей после боя, бросая восхищенные взгляды на своего ведомого, — Завражин заварил кашу со звеном „мессеров“. Представляете, один против четверки! А что он нам передал по радио! „Работайте, — говорит, — спокойно. Головой отвечаю за ваши хвосты“. Надо же так сказать, — восхищался Матвей и бил по плечу своего молодого напарника. — Мы сбили четыре „юнкерса“ благодаря Николаю…»
Все верно, успех воздушного боя целиком обеспечил Завражин. Сам он сбил тогда двух истребителей, доведя свой счет до восьми. Об этом писала наша фронтовая газета, не забыв при этом сказать и о чувствах уже известного в нашей воздушной армии аса, сбившего пятнадцать фашистских машин, к своему молодому напарнику: «… и товарищ Зотов с гордостью и любовью рассказывает о Завражине, вспоминает о том, как приветствовали его успех танкисты, бросая вверх свои черные шлемы, махая руками вслед краснозвездным машинам»…
Я смотрю на собравшихся в зале и предлагаю почтить память Черкашина, Демина, Николая Зав— ражина. Все встают. В наступившем безмолвии говорю:
— Пока живут люди, память о погибших героях всегда будет мерилом человеческих деяний и поступков.
Выступает майор Черненко, мой заместитель. Мы встретились с ним давно, еще на Волховском фронте, вместе летали, вместе дрались с фашистами. Потом он ушел с повышением, служил в одном из полков нашей дивизии. А теперь он мой заместитель вместо Матвея, принявшего полк в нашем же корпусе.
Всегда мрачноватый, суровый, Черненко сегодня иной — сияющий, радостный: наши войска освободили Днепропетровск — родину Николая Никифоровича. Стройный, подтянутый, отбросив назад черные волосы, он говорит:
