— Эти свойства характера не мешали ему в торговых делах? — спросил Иван Дмитриевич.
— Напротив, ему помогало воображение, развитое в детстве одиночеством.
— Его фантазия часто была двигателем наших с ним предприятий, — подтвердил барон.
— Сегодня ночью я сидела над гробом одна, молилась, вдруг слышу его голос: «Лотточка, не мучай себя, иди спать…» Он при жизни заботился обо мне и после смерти остался таким же. Я послушалась, легла, а уснуть не могу. Тогда он опять откуда-то говорит мне: «Возьми, Лотточка, наши венчальные свечи…» Вы, барон, видали, они у нас на божнице стоят за иконами. Это наша семейная святыня. Свекровь много раз пыталась их оттуда убрать, но Яшенька не давал. Он даже Олюшке наказывал, что вот, мол, мы с мамой умрем, а ты их береги, они и тебе принесут счастье, как нам с мамой.
О том, где и при каких обстоятельствах был убит ее супруг, Шарлотта Генриховна не только не говорила, но словно бы и не думала. Более того, предполагалось, что и слушатели об этом забыли, как о факте несущественном. Кровать с зеркальными стенками была запретной темой. Иван Дмитриевич решил пока что не нарушать табу, наложенное вдовой на само слово «Аркадия».
— Я забралась на стул, — тихо говорила она, глядя в одну точку, — взяла эти свечи, и стоило мне к ним притронуться, как возникло ощущение, что я прикасаюсь не к воску, а к человеческому телу. Я вскрикнула, но через секунду поняла: нет, это уже не свечи, это пальцы моего Яшеньки. Холодные…
— Вы чувствовали только его пальцы? — перебил Иван Дмитриевич. — Или и ладонь тоже?
— Да, была и ладонь…
— Какая?
— Холодная. Запредельно холодная…
— Я имею в виду, правая или левая?
Очнувшись, вдова взглянула на него с раздражением:
— Не все ли вам равно? Я не поняла, какая именно.
— А могли бы понять, потому что на правой руке Якова Семеновича был след ожога.
— Вы правы, — признала она, — я совсем забыла. Действительно, незадолго до смерти Яша случайно обварился кипятком, но когда той ночью он брал меня за руку, я ничего не почувствовала. Значит, это была левая рука.
— Каким образом он обварился? Вы видели? — не отставал Иван Дмитриевич.
— Нет, это произошло без меня.
— А кто накладывал ему повязку?
— Марфа Никитична… В чем, собственно, дело?
— Все, что с Яковом Семеновичем происходило в последнее время, способно пролить свет на тайну его смерти.
— Наверное, сама же Марфа Никитична его и обварила, — подумав, сказала вдова. — Она такая.
— Хорошо-хорошо. Продолжайте.
