— А, господин Путилин! Я ждала вас. В полиции мне сказали, что найти убийцу моего мужа приказано вам.
— Примите мои глубочайшие соболезнования. Слова бессильны… Все от меня зависящее…
— Не сомневаюсь.
— Я должен был явиться раньше, но решил дать вам время немного успокоиться и осмыслить происшедшую трагедию.
— На это уйдет вся моя оставшаяся жизнь, — сказала она.
После такого заявления Иван Дмитриевич уже и не знал, с чего начинать разговор, и начал с вопросов протокольных:
— Возможно, мне придется проявить интерес к темам отчасти интимного характера. Само собой, насколько вы позволите. Удобно ли будет в присутствии господина барона?
— Барон — старый друг моего мужа. При нем вы можете говорить все.
Старый друг раскурил новую сигарку.
После всего того, что рассказал о нем Куколев-старший, Иван Дмитриевич с особенным вниманием поглядывал на соседа. Мадам Зайцева тоже подлила масла в огонь его любопытства. Ей, видите ли, хорошо известен такой тип мужчин. Какой? У Нейгардта были круглые плечи и грудь, полные бедра. Вся его нескладная женственная фигура составляла неприятный ансамбль с резким и сухим лицом аскета, на котором выделялась длинная, как у Щелкунчика, нижняя челюсть.
— Вы с Яковом Семеновичем были компаньоны? — спросил Иван Дмитриевич.
— Нет, но иногда мы вели общие дела.
Тело покойного лежало в одной из соседних комнат, его душа витала где-то рядом, задыхаясь в табачном дыму. Каково ей бессильно взирать на свое оскверненное жилище!
— Садитесь, господа, — пригласила Шарлотта Генриховна, сопровождая эти слова таким энергичным жестом, что со стороны могло показаться, будто она указывает гостям на дверь.
Все трое расселись вокруг большого стола, застеленного шитой бисером скатертью. Она, может быть, и послужила причиной последней, роковой ссоры между старой хозяйкой и молодой.
— В наших с Яковом Семеновичем делах, — первым нарушив затянувшееся молчание, заговорил Нейгардт, — я неизменно мог положиться на него, как на брата. Он отвечал мне тем же безусловным доверием.
— Потому что ему не повезло с родным братом, — подхватила Шарлотта Генриховна. — Они совершенно различные натуры, ничего общего. Старший характером в мать, младший — в отца. Семен — человек ограниченный, хочет жить умом, а ума-то мало. А Яша, он жил сердцем. К тому же, как вы знаете, мой муж хром от рождения. Мальчиком он не мог участвовать в детских забавах, в нем развились мечтательность, привычка к уединению.
