Выспросив адрес, через полчаса Иван Дмитриевич вошел в охраняемый швейцаром подъезд солидного дома на Гороховой, чем-то напомнивший ему парадное с рябининской акварели, поднялся на нужный этаж, позвонил и спросил у открывшего дверь лакея:
— Господин Куколев Семен Семенович дома?
— Они в такое время не принимают, — строго отвечал лакей.
— Меня примут. Доложи, что из полиции, Путилин.
Когда пять минут спустя он входил в кабинет Куколева-старшего, оттуда выпорхнули две девицы в домашних платьицах. Одна была светленькая, в мать, другая потемнее, в отца. Они, видимо, заходили к папеньке пожелать доброго утра. Определить их точный возраст Иван Дмитриевич как-то затруднился. С недавних пор все существа женского пола в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти стали казаться ему равно восемнадцатилетними. Это, как он понимал, могло означать одно: молодость миновала.
— Садитесь, господин Путилин, — пригласил Куколев. — Чему обязан удовольствием видеть вас вновь, да еще в столь ранний час? Неужели ваш беглый каторжник так обнаглел, что решил забраться к нам на городскую квартиру?
— Оставим его в покое. Я к вам по действительно важному делу, — ответил Иван Дмитриевич, принимая к сведению, что его собеседник еще ничего не знает о смерти младшего брата.
— Но я, верно, не ошибусь, — проницательно улыбнулся Куколев, — если предположу, что ваш субботний визит к нам на дачу имеет какое-то отношение к сегодняшнему.
— Не ошибетесь. Я ищу Марфу Никитичну.
— Мою мать?
— Вашу и Якова Семеновича.
— У него и ищите. Она с ним живет.
— Ваша мать пропала.
— Пропала? Не понимаю.
— В пятницу вышла из дому и больше не возвращалась. Я поехал к вам на дачу по просьбе Якова Семеновича, но, не желая вас тревожить…
— И до сих пор ее нет? — перебил Куколев. — Где же она?
— За этим я и пришел. Где, по-вашему, она может быть?
— Ума не приложу! Родни у нее никакой нет, кроме нас с братом. Вернее, есть где-то на Волге, но она с ними со всеми давно перессорилась.
— Помириться-то не могла?
— Вы не знаете мою мать. Она скорее умрет.
— А поехать к какой-нибудь наперснице?
— Да какие там наперсницы!
— Ну, в скит уйти. Она ведь, кажется, из староверов.
— Кто вам сказал?
— Честно признаться, мы живем в одном доме.
— И не встречали ее в церкви? Сами, поди, в церковь не ходите. Она уж много лет как обратилась в православие.
— Пускай не в скит. Пускай в православный монастырь.
— Нет-нет, это невозможно.
— Может быть, у Марфы Никитичны был друг?
