— Он знает, что ему не придется платить?
— Да. Но он требует, чтобы я сказал, где сейчас вы находитесь и как с вами связаться.
— Это ни к чему, Жорж. Спрячьте его одежду, если других способов воздействия у вас не осталось, а потом через три дня отпустите его на все четыре стороны.
— Как вам будет угодно, Модести. Вообще, не помешало бы ввести ему транквилизаторы. У этого мистера Квинна — как говорят англичане — на спине сидит обезьяна.
— Заметила. В наше время этим страдают многие, Жорж.
— Вот именно. И потому мое психиатрическое отделение просто процветает. Большие успехи.
— Для пациентов?
— Порой и для них тоже, — рассмеялся Дюран. — Как поживает очаровательный Вилли Гарвин?
— Нормально. Но сейчас нам не до веселья.
— Ах да, у вас погиб друг. Еще раз примите мои соболезнования.
— Спасибо, Жорж. И за звонок тоже спасибо…
Модести положила трубку и поглядела на холст с веселым отвращением. Хаос. Пародия на натюрморт. Она выдавила из тюбика на палитру еще немножко краски и стала задумчиво смешивать тона. Она никак не могла ответить на какой-то смутный, толком не сформулированный вопрос, который крутился у нее в голове. Вопрос был связан с Квинном. Это тем более раздражало, что она понимала: ответ на него не будет иметь никакого значения. Ни малейшего значения.
Но в глубинах подсознания, там, где логика уже не имела власти, где дремали давние воспоминания, маленький червячок интуиции, отчаянно извиваясь, пытался пробиться наверх, в царство рассудка, и сообщить ей, что она ошибается.
— Обидно, — сказал мистер Секстон. — Если бы мы знали, что на него наткнулась, и так быстро, сама Модести Блейз, я занялся бы этим лично. Эти вспомогательные силы годятся только для самых простых операций.
На другом конце длинного обеденного стола Ангел переместила центр тяжести на правую ягодицу, чтобы немножко пощадить левую, на которой большой и указательный пальцы мистера Секстона оставили синяк. Она чуть поддернула короткую юбку, чтобы сидевший рядом Да Круз мог по достоинству оценить ее ножки. Да Круз был единственным человеком в этом Богом забытом замке, кто пользовался ее симпатией. Он не отличался разговорчивостью, но в нем было что-то возбуждающее. Может, потому что в его жилах текла португальская кровь, на одну четверть разбавленная китайской.
Меллиш, сидевший на другом конце стола, англичанин с лысиной, просвечивавшей сквозь золотистый пух волос, вызывал у нее презрение и своей внешностью, и манерой говорить. Трое косоглазых — японцы или китайцы, — которые готовили еду и убирали, в расчет и вовсе не принимались. Что же касается мистера Секстона, то от одного его вида Ангелу становилось не по себе. Господи, только не он…
