— Итак, она готова платить и дальше?
— Вроде бы. Она и мне это рассказала только для того, чтобы немножко излить душу. Она не надеялась, что я как-то смогу ей помочь. — Джанет пожала плечами. — Но это ужасно… Я подумала, вдруг ты сможешь мне что-то присоветовать.
В этой стране полиция проявляет осторожность, когда ведет дела связанные с шантажом. Но я ничего не знаю насчет Америки. И как ведет себя Интерпол. Он, кстати, занимается такими вещами?
Вилли покачала головой.
— Интерпол вмешивается, когда к нему обращаются страны-участницы этой организации, а Фиона вряд ли захочет заявлять. Он замолчал на добрую минуту, задумчиво глядя на каштановые завитки над ухом Джанет. — Занятно… Может, мне поговорить с Принцессой?
— Очень мило с твоей стороны, — улыбнулась Джанет. — А я и не знала, что у тебя есть от нее секреты.
— Моих собственных нет. Но это твой секрет. Если хочешь, я буду нем как рыба. Но афера странная, а Принцесса обожает такие ребусы.
— Ну а если она поймет, что к чему?
— Тогда, глядишь, мы сможем Фионе помочь. Без лишней огласки.
Джанет снова уронила голову ему на грудь и тихо сказала:
— Знаешь, мне не хотелось бы быть ей обязанной.
— Ничего подобного. Скорее, тут все наоборот.
— Ты хочешь сказать, это все потому, что я тогда взяла папин самолет и доставила тебя в Глазго, когда ее захватили в замке Гленкрофт?[2]
— Если бы мы не поспели вовремя, ее бы растерзали. То, что ты сумела раздобыть самолет, решило исход игры. Она не из тех, кто будет висеть у тебя на шее и шептать слова благодарности, но если ты попадешь в беду, она примчится на выручку.
— Ладно, тогда поговори с ней, Вилли.
— Она вернется через пару дней, и я ей все расскажу.
В девять утра Жорж Дюран позвонил в парижскую квартиру Модести.
— Ваш мистер Квинн не из тех, кого я назвал бы идеальным пациентом.
Когда зазвонил телефон, Модести стояла перед мольбертом с кистью в руках и пыталась перенести на холст изображение фруктов и цветов в вазе. Модести не отличалась способностями живописца и почти всегда уничтожала свое творение, как только чувствовала, что улучшить холст уже не может, но странным образом эти попытки-провалы оказывали на нее целительное воздействие. Она сказала в трубку:
— Не могу вам посочувствовать, Жорж. Большинство ваших пациентов богаты и привередливы. Квинн беден, хотя тоже, оказывается, капризен. Ну, что показали анализы? Есть какие-то серьезные повреждения?
— Нет. Запястье без переломов, и мы обрабатываем его вовсю. Молодому человеку повезло — у него прочный череп, но сотрясение оказалось сильным, и я велел ему оставаться в больнице еще три дня.
