– Я самолично отсутствовал, – ответил сержант почтительно, – исполняя служебные обязанности и расследуя дело, будучи вызванный по срочному и неотложному и крайне важному вызову.
– А вам известно, что в канаве у дороги два часа назад был найден человек со вспоротым животом по фамилии Мэтерс и орудием преступления, очевидно, явился нож или другой подобный острый инструмент?
Сказать, что услышанное поразило меня, – значит не сказать ничего. У меня было такое впечатление, что к моему лицу поднесли раскаленную докрасна кочергу и зачем-то ее там некоторое время удерживали. Потрясение, которое я испытал, серьезнейшим образом отразилось на работе клапанов моего сердца. Я в полной растерянности переводил взгляд с сержанта на инспектора и с инспектора на сержанта, а внутри у меня все дрожало и трепетало от ужаса.
Будем надеяться, что наш общий друг Финнюкейн где-нибудь недалеко, сказала Джоан.
– Конечно известно, – бодро доложил сержант.
Странно, весьма странно. Откуда он мог об этом узнать? Ведь на протяжении последних нескольких часов он – и мы вместе с ним – занимался поисками велосипеда?
– И какие же шаги вы предприняли, сколько шагов и в каком направлении? – все тем же лающим тоном спросил инспектор.
– Весьма широкие шаги и шаги в нужном направлении, – спокойно отрапортовал сержант. – И я уже знаю, кто убийца.
– В таком случае, почему он не арестован и не заключен в камеру предварительного заключения?
– Арестован и заключен.
– Где?
– Здесь.
Я стоял как громом пораженный – быстро и с опаской оглянувшись и никого за своей спиной не обнаружив, я мгновенно понял, что являюсь тем убийцей, о котором, не обращая на меня внимания, ведут между собой разговор полицейские. Я и не пытался возражать, хотя бы потому, что у меня начисто пропал голос и во рту все совершенно пересохло.
Инспектор О’Ккурки был столь сердит, что ему уже ничем нельзя было угодить, даже тем, что сообщил ему сержант.
– Тогда почему же он не заперт в камере с двойным замком? – взревел инспектор.
И тут впервые за время разговора с инспектором вид у сержанта стал удрученный и пристыженный. Лицо приобрело более густой красный оттенок, а очи он вперил в пол.
– Понимаете... я должен признаться, что... – бормотал сержант, – я держу там свой велосипед.
– Понятно, – коротко бросил инспектор.
Потом он быстро нагнулся и поприцеплял черные прищепки к нижней части штанин своих брюк, разогнулся и потопал ногами по полу. И тут я обратил внимание, что он стоит, опершись локтем о конторку.
