и, наконец, о некоторых вопросах экономического сотрудничества Франции и Италии в Эфиопии.
– Знаете ли вы, что Муссолини не соберет и дюжины бананов на той территории, которую я уступил ему в Сахаре и близ Джибути? – отшучивался Лаваль. – Зато теперь Италия вместо Франции должна будет содержать там полицейских. Главное же, Муссолини перестанет поддерживать Германию в вопросе вооружений. В сделке с ним я оставил ему свою рубашку, а увез его рубашку вместе с запонками!
Шутки Лаваля, разумеется, не могли успокоить тех, кто желал знать правду. Ставшие известными некоторые подробности визита в Рим еще более усугубили подозрения. Франко-итальянские переговоры начались утром 6 января. В первой половине дня была согласована позиция сторон по австрийскому вопросу. Когда перешли к главной и самой трудной проблеме – Африке, дело застопорилось. Вечером во французском посольстве, занимавшем «палаццо Фарнезе» – роскошный дворец эпохи Возрождения, Лаваль устроил прием в честь «дуче». В 11 часов Лаваль и Муссолини уединились для переговоров с глазу на глаз. «Все в порядке», – заявил, улыбаясь, Лаваль одному из французских журналистов, когда уже за полночь вернулся к гостям. Действительно, на следующий день были подписаны общая декларация и соглашения по остальным вопросам, являвшимся предметом переговоров. Не во время ли этой встречи два ренегата от социализма совершили тайную сделку за счет Эфиопии?
В публичных выступлениях Лаваль пытался реабилитировать себя и несколько раз отвергал предъявлявшиеся ему обвинения. Но он признавал, что предоставил Муссолини полную свободу для «мирного» проникновения в Эфиопию.
Интересная деталь содержится в мемуарах бывшего советника французского посольства в Риме Ж. Блонде-ля. Он участвовал в переговорах.
«С точки зрения Муссолини, это соглашение, которое предоставляло ему свободу деятельности в Абиссинии, являлось первым шагом к ее завоеванию. Он начал его в октябре (1935 г. – Лег.). И когда в конце года Л аваль в личном письме, которое доставил один из сотрудников его секретариата и копия которого находилась в посольстве, попытался получить от январского собеседника письменное свидетельство о своей непричастности к итальянской агрессии, Муссолини уклонился. Более того, он напомнил Лавалю одно неудачное выражение, которое последний не отрицал, но смысл которого оспаривал: „Теперь вы имеете свободу рук“. Что касается меня, – продолжал Блондель, – то, читая эту переписку, я полагал, что оба собеседника во время разговора с глазу на глаз во дворце Фарнезе попросту намеренно уклонились от уточнения устраивавшего их экивока»
