— С тюрьмой — прокол, — сообщила я, откладывая журнал. — Граждане Егоров и Рюмин содержатся в нашем изоляторе, так что можем требовать опровержения. В остальном, боюсь…
— Ты Ваньку-то не валяй, Гизело! — теперь в его голосе не рык, а хрип. — Здесь, мать его, прямо сказано, что письмо попа этого ты переслала!
Что, не так?
А ведь обидно! Могла бы и переслать. Но меня не просили…
— Вот! Гляди! Черным по-русскому — «следователь прокуратуры Гизело», «это письмо», «передала». И как передала, тоже сказано — «через прессу и адвокатов».
— Ну, положим, не совсем по-русскому, — уточнила я и вновь взяла журнал. Ага, здесь. «Chungsrichter…» Ишь ты!.. «Следователь прокуратуры Гизело…»
Дело идет со скрипом, и я подумываю, не включить ли компьютер — там у меня неплохая программа-переводчик. Впрочем, главное понятно и без подсказки. Кто-то из пушкинских персонажей хорошо выразился о знании грамоты перед намыленной петлей.
— Сами переводили?
Смутился. Впервые за весь разговор.
— Да оно мне… Я, Гизело, в школе английский учил. Лидка перевела. Ну, ты знаешь…
Знаю. Вся прокуратора знает. Лидия Ивановна Жукова, кличка Жучка. Я бы с такой кличкой и часу не прожила — застрелилась. А наша Жучка ко всему еще и полиглотка. Поли-глотка. Гм-м… Ладно, по поводу сего не мне судить, а вот что касаемо статьи…
— Здесь сказано следующее: «Письмо отца Александра получено не по официальным каналам, поскольку следователь прокуратуры Гизело препятствует общению арестованного не только с прессой, но и с его адвокатами». Препятствовать! Hindern!
И снова обидно. Ведь не препятствовала же!
— Гражданин Егоров сам от адвоката отказался! — Ревенко тычет пальцем в абзац, сопит над самым ухом.
— А не врешь?
Я, гляжу на часы. Десять. Бравый сержант Петров ждет в приемной.
— Вот что, Ревенко! Сейчас вы пойдете и возьмете словарь. Потом вернетесь — и извинитесь.
Все!
Послушался. Сам, конечно, переводить не будет, опять Жучку посадит. Ничего, ей полезно — поли-глотке!
Все это было бы смешно… Но это совсем не смешно. Опальные батюшки по-прежнему в камере, статья едва ли поможет, скорее еще больше раздраконит наших Торквемад, а мне сейчас предстоит душевный разговор о стандартной процедуре. Вновь, в который раз, гляжу на табло говномера. Зашкаливает!
Что такое «стандартная процедура» довелось узнать лет эдак с тринадцати. Точнее, о многих стандартных процедурах, поскольку в каждом деле есть своя. Арест — кидают лицом на пол, наступают сапожищами на ладони. Обыск — ставят лицом к стене, лезут пальцами в задний проход. А потом… А потом, согласно очередной «стандартной процедуре», я обеспечивала «освещение» объекта «Паникер». Вначале приходилось писать все разговоры, потом поверили — разрешили выбирать самой. С тех пор в постели я могла расслабиться — если, конечно, в спальне не стоял «жучок». Контроль «внедренного сотрудника» — тоже стандартная процедура.
