Ожидающий на перекрестках | страница 77



Вот так они и стояли – Предстоятель и его Мифотворец.

А потом спустились с помоста и подошли к нам.

– Это я, Сарт, – сказал Махиша. – Это снова я. Пошли отсюда.

И мы ушли.

29

– Как волк, – произнес Махиша, глядя в пол и тяжело роняя слова, – как волк, попавший в капкан, отгрызает себе лапу и уходит, зализывая рану… Дом оторвал нас от себя и ушел, а мы остались – гниющий кусок никчемной плоти – остались и поняли, кем мы были, и кем – стали. Мы, считавшие себя отцами Дома-на-Перекрестке…

Таргил резко встал и отошел к окну.

– Крыша, – пробормотал он. – Крыша над миром. Крышка. Всем нам…

Махиша его не слышал. Предстоятель Инара сидел на табурете, обмякнув всем своим грузным телом, и мне показалось, что невидимая крышка навалилась ему на плечи неподъемной тяжестью, и вот-вот захлопнется.

– Великие Предстоятели, – с горечью усмехнулся Махиша, – владыки Перекрестков… Дом порвал нас – пойми, Таргил, враг мой, брат мой! – Дом прорвал во мне дыру, и я чувствую, как вера течет сквозь меня и изливается в никуда… Раньше ярость толп сворачивалась во мне в тугой комок, и я был – Я БЫЛ! – я вставал вровень с молниями Инара, и сказители пели песни; о, какие песни они пели!… А теперь я довольствуюсь крохами и счастлив, когда отребье визжит при виде урода Рукошлепа! И не могу уйти с Зуботычихи, потому что в других местах не найду и этих крох…

Я увидел, что Грольн заснул. Он привалился к Эйнару, и тот бережно поддерживал голову юноши, а затем осторожно переложил его на единственную кровать. Так они и замерли – один раскинулся на покрывале, другой опустился на пол; палач Косматого Тэрча и убийца Найка-Рукошлепа, Мифотворцы, уставшие, обессилевшие люди…

Я посмотрел на Эйнара, и он тихо улыбнулся мне. Ничего, мол, Сарт, все в порядке, пусть мальчик поспит…

И я улыбнулся в ответ.

Потом я прикрыл глаза, и внезапно мне почудилось, что мы – я, Эйнар и Гро – снова в Доме, в Доме-на-Перекрестке, в моей неменяющейся комнате; Гро скорчился на лежанке, Эйнар сидит на полу, глядя на обугленный тюльпан в знакомой вазе, а я опираюсь о косяк двери, и мне очень трудно стоять… Себя я не видел, но откуда-то твердо знал, что мы вернемся в Дом, что мы должны вернуться во что бы то ни стало, и уйти должны, и еще много чего должны…

Все это было так глупо, и так страшно, и так неизбежно, что я замотал головой, вцепившись ладонями в виски – пока глухой голос Таргила не вернул меня к действительности.

И действительность понравилась мне ничуть не больше.