– Слышь, сосед, когда седьмица-то – завтра или после будет?
– Завтра, родная, завтра… Ополоснем душеньку! Ты на кого ставишь?
– Думал на Битка, из красильщиков, да слыхал, Найк-Рукошлеп снова в деле…
– Верно слышано, или так: слушок – на посошок?
– Вроде верно… Сведущие люди языком мотали…
И шли на Зуботычиху. Шли юнцы и старики, подростки и почтенные отцы семейств, калеки, убогие – мужчины шли. Женщинам – бабскому, так сказать, сословью – милостиво дозволяли глядеть издалека, но чтоб молча и без вою.
Большое дело творится: мужики на помосте, наспех сколоченном, уши друг дружке мнут, скулы сворачивают, мужчинство свое всему миру показывают.
…Эйнар раздвигал недовольно гудящую толпу, как мучимый жаждой вепрь – тростники у водопоя; мы же пристроились у него за спиной и извинялись направо и налево, хотя нас с Грольном все равно никто не слушал.
Таргил обещал, что на Зуботычихе мы непременно отыщем Махишу, изгнанного Домом, но сам Предстоятель Хаалана идти с нами наотрез отказался, не объясняя причин. Ну и бог с ними, с его причинами, забот меньше – и то ладно…
Пространство у самого помоста было очищено от зрителей и огорожено веревками в три ряда – там, внутри, стояли столики для ставок, и наемные вышибалы грозно сопели перебитыми носами, гоняя любопытствующих от ограждения. Тех же, кто еще загодя звенел монетами, пускали охотно и бережно, не в пример нищему сброду.
– Вон он, – глухо сказал Эйнар, когда мы остановились у веревок. – Таргил не соврал. Вон, за крайним столиком…
Я завертел головой, приподнявшись на цыпочки – и наконец увидел.
Увидел крайний столик. И сидящего за ним человека.
Махиша исхудал – нет, скорее выдохся, словно из него выпустили воздух, и он покрылся многочисленными складками и морщинами; лицо Предстоятеля неестественно поглупело; и – глаза. Бегающие, скользкие глазки с воспаленными белками…
Заискивающие глазки на лице буйвола Махиши, Предстоятеля Инара-Громовержца!
Я поймал за шиворот бледного юнца с бескостными пальцами карманника, которыми он весьма неприятно шевелил в опасной близости от наших кошельков.
– Кто сидит за дальним столиком? – поинтересовался я, мило улыбаясь ошалевшему воришке.
Тот было дернулся, но лапа Эйнара уцепила парня за штаны в районе седалища и слегка потянула вверх от грешной земли.
– Я ничего не знаю, – затрепыхался юнец, привычно поскуливая. – Клянусь памятью мамы, ничего…
– Отлично, – я благодушно ухмыльнулся Эйнару, и тот усилил хватку. – Вот и скажи мне, дитя со щупальцами, чего ты не знаешь о вон том толстом дяде?
