В зеркале появляется лицо. Чужое лицо. Взрослое. С крупными, резкими чертами. Со складками у рта.
Человек не убегает. Человек примеряет чужое лицо.
Лицо хмурится, собирая многочисленные морщины в напряженную маску, словно тот, в зеркале, что-то вспоминает.
Человек примеряет чужую память.
Лицо в зеркале одними губами произносит имя.
Человек примеряет чужое имя.
Имя. Махиша. Предстоятель Инара-Громовержца.
Человек вглядывается в чужое прошлое. Примеряя предложенную жизнь.
…В мир приходим мы нагими и беспомощными, и, уходя,
ничего не уносим с собой. Можно жить Предстоятелем, но
умереть Предстоятелем – нельзя. Последнее право и
последний долг Предстоящих – право выбора смертного часа и
долг передачи дара своего тому, кто идет следом. И пусть
Идущий следом поможет уйти опустевшему Предстоятелю за
грань между миром и небом, поможет и проводит; и запомнит
день и час сей.
Посему нет Предстоящему подлинного покоя вне его воли
и в одиночестве…
Авэк ал-Джубб Эльри. Рага о Предстоящих.
Они стояли рядом. Почти рядом. Они были невероятно, невозможно похожи друг на друга.
Дряхлый волхв Хаом, взметнувший к провисающему небу обглоданные временем руки, руки аскета и провидца, и Грозовое дерево, Древо-у-алтаря, с его черными, навеки обугленными ветвями, покрытыми крикливой листвой воронья, и лишь сучья, сучья…
Эх, жизнь, сучья жизнь!… Ударит, опалит… Стократ благородней тот, кто не скажет при блеске молнии: «Вот она, наша жизнь!…»
Они стояли рядом. Они ждали. Ждали того ослепительного мгновения, когда набрякшая холстина небес прорвется водой и огнем.
Приехавший на рассвете князь – Ликский Великий князь; хоть молодо-зелено, а взгляд властный, с рысьим прищуром, с холодным азартом – лениво сидел на пригорке и вполглаза поглядывал на волхва и его мертвое дерево. Князь тоже ждал. Он хорошо умел ждать, и трупы нетерпеливых братьев ступеньками ложились к престолу Большого Лика; братьев, так и не научившихся ждать, а теперь – поздно.
Учиться надо вовремя.
Все надо делать вовремя. Время камни разбрасывать и время собирать, как любил говаривать покойный наставник при дворе, удавленный за неучтивость. Разбрасывать так, чтоб падали, куда положено и на кого положено (князь вспомнил свой полк легких пращников и довольно пожевал губами), и собирать тоже надо с умом. Без ума собрал, свалил в кучу – холм получился, а кому тот холм нужен? Разве что на могилу, для вечной памяти, и то…
А попадется толковый каменщик – и лягут камни в основу столичного храма Инара-Громовержца; поклонятся людишки грозному князю неба, глядишь – и ему, земному князю охотней кланяться станут.
