— Да, мне разрешили повидаться с ним в тюрьме, — ответил на вопрос Эспарзы Брилев. — Рано утром, не было и шести...
...Сальваторе Мендес был невысокого роста, красивый тридцатилетний кубинский капитан. Его темно-карие глаза били без промаха. Его улыбка разоружала, кружила голову. Женщинам... При этом определении полковник Брилев скрипнул зубами. Сальваторе оказался его Немезидой. Впрочем, он быстро остыл. Он уважал пусть не выбор своей дочери, но ее желания, вкусы, слабости наконец. Он оказался бессильным против ее страсти, закипевшей в этой латиноамериканской стране, на этом Острове свободы. Он гнал прочь видения, в которых его дочь и Сальваторе Мендес обнимаются, целуются, опускаются на ковер изумрудной травы; и уже она вянет, стыдливо теряя природные краски перед пылом двух обнаженных тел...
Сальваторе стоял на расстоянии дыхания от полковника ГРУ и держался за толстые прутья решетки. Советский разведчик свободно говорил на испанском. Мендес непринужденно общался по-русски. Где найти середину? И стоит ли? На каком языке обратиться к кубинцу? На человеческом — был найден ответ.
— Я не держу зла на тебя, — сказал полковник, не называя капитана по имени.
Сальваторе ответил ему вымученной улыбкой. Его глаза словно жили отдельно, в них затаила дыхание грусть, в них можно было прочесть что угодно, только не раскаяние.
— Когда меня расстреляют? — спросил Мендес по-русски.
— Завтра, — ответил полковник, опустив глаза.
— Теперь я знаю... — На губах кубинца снова заиграла улыбка. — Что будет с моей дочерью?
«Ты задал трудный вопрос...»
— Я не могу вывезти грудного ребенка в Союз...
«Ты понимаешь, чем это грозит мне, ей, дочери, наконец. В ее жилах течет ТВОЯ кровь, и я ни на минуту не забываю об этом». Брилев поиграл желваками.
— Рафаэль Эспарза согласился нам помочь. Два дня назад я получил от него ответ на мой запрос.
— Он хороший товарищ, — обрадованно кивнул Мендес. — Мы можем на него положиться. Это лучший вариант, и он единственный. Девочка под его опекой ни в чем не будет нуждаться. У Рафаэля есть сын — смешной малый, четыре года всего.
При этих словах Мендеса полковник отчетливо различил скрипку. Одинокий смычок водит по струнам, выгоняя из эф тоскливый вой... Потом он остро ощутил тоску в своей груди и стиснул зубы, чтобы она не выплеснулась безысходным горловым воплем.
— Ты обещаешь? — спросил кубинец, также избегая называть полковника по имени.
— Да, — твердо ответил Брилев.
