Заговорщики давно уже давали о себе знать дерзкими нападениями на римских ростовщиков, расплодившихся как мокрицы в сырости. Они покрывали стены дворца оскорбительными рисунками. В осле с непомерно большими ушами, оседланном воином в латах, все узнавали Никомеда. И если кто в этом сомневался, того могла убедить надпись: Филоримлянин. Так было изменено имя Филопатор в народе.
Носачи Никомеда давно уже пронюхали, что нити заговора тянутся в Синопу. Однажды им удалось захватить корабль с оружием, предназначенным для новых гелиополитов. В другой раз они узнали, что под видом купца из Эфеса прибыл бродячий философ Аристион, давно уже мутивший умы. Обнаружить его убежище не удалось.
Избрав временем для выступления памятную никомедийцам ночь, заговорщики заблаговременно заняли дома, окружавшие дворцовую площадь. Многие из этих домов недавно принадлежали римским ростовщикам. Напуганные угрозами и нападениями, они уступали их за полцены, а сами бежали в римскую провинцию под защиту легионов.
Царь проснулся от чудовищного треска. Подбежав к окну, он увидел, что вся площадь покрыта огненными пятнами факелов. Группа людей у ворот отводила бревно тарана для нового удара. Первым среди них был человек, в котором Никомед узнал Хреста. За его спиной стоял великан с бритой головой. Хотя он был в грубом хитоне раба, чувствовалось, что он руководит штурмом. Внезапная догадка пронзила сознание Никомеда: «Да ведь это сам Митридат!»
Никомед отпрянул от окна. Дрожащими руками он нащупал столу своей наложницы и набросил ее на себя. Вихляющей походкой Никомед шагал по коридору, освещенному восковыми свечами. Его никто не узнал.
Широким жестом Митридат отер пот со лба.
— Наконец достучались! Твой братец, кажется, глух.
Хрест улыбнулся.
— Теперь остаются лить морские ворота.
— Для этого мало бревна! Чтобы протаранить проливы нужен флот. Поэтому я возвращаюсь в Синопу.
— Ты возьмешь охрану?
— Мне еще надо побывать в Пергаме. Там меня ждет Аристион.
— Никомед, сын Никомеда! — доложил Эвмел.
Маний Аквилий удовлетворенно хмыкнул. Сразу видна отцовская выучка! Другой бы на месте Эвмела сказал: «Никомед, царь Вифинии!» Это было бы неточно.
— Пусть войдет.
Ожидая посетителя, Маний Аквилий еще раз обвел взглядом стены таблина. Наконец он обрел должный вид. Вместо всех этих восковых истуканов, к которым питал пристрастие отец, появились полки. На них аккуратно разложены церы, еще совершенно чистые, не знавшие прикосновения стиля. Все эти Атталы, Диофанты, Лаодики стали восковыми табличками.
