Меня зовут Джованни. Я молодой. Мой знак – Весы. Сейчас ты узнаешь, что было вчера вечером.
Приплелся я, значит, со сверхурочки. Сделал себе бутерброд с сыром. Сижу, смотрю телик.
Знаешь, за смену так намолотишься, что уже все в печенках сидит. Фишак напрямую не рубишь, просто сидишь и зыришь в телик. Смена – это не то, что ты сам. Смена живет вместо тебя своей задвинутой жистянкой. И толку в ней – ноль целых хуй десятых.
Прихожу с завода в пол-одиннадцатого вечера. Открываю входную дверь. Никто не говорит мне, что делать. Хожу по флэтяре как хозяин флэтяры. Моей.
В этот вечер мне чисто фарт подкатил. Я поймал лохматок на том канале, на котором сроду не ловится. То есть ловится, но через пень колоду, с помехами. Ну, там картинка с другого канала маячит. Зато уж это канал так канал – всем каналам канал: лохматкин канал.
В этот раз попались американки. Длинноногие, под метр восемьдесят – метр девяносто. Сначала они теребили свои лохматки. Потом выходил мужик, приодетый бабой, и называл номер видеокассеты для заказа. Дальше снова шли лохматки. А еще дальше кадр обрывался на том месте, когда они брали в рот. С закрытыми глазами. Как раздоенные лахудры в отвязке.
Я шаркал по дому, думал о потрашках и о том, что будет завтра.
Завтра снова ишачить, залью тачку, и снова ишачить на пахоту, думаю я себе, а у самого сухостой – железобетон; потом на почту заверну, получу кой-чего, это я типа в уме прикидываю; а те лосихи знай мандалины друг у друга нализывают, а я того, чизбургер свой наворачиваю, а пихалка как бильярдная оглобля, а в телике сиськи подносят к самым кончикам языка, и не сиськи, а литавры, буферищи; заказные письма отсылаются по адресу отправителя в месячный срок.
Шкворень у меня уже дымился, дыхалка сбилась, я расстегнул калитку на зиппере, соска выходила из бассейна и несла такой станок, каких у нас в Генуе нет и не было, да что у нас – таких задюльниц во всей Италии не нарыть; что там про что в кине, я не стегал: шпрехали по-немчуровски.
