На следующий день, спустившись к завтраку, Харамис вела себя так, будто ничего не произошло. Она просто изложила план дневных занятий, как если бы никогда не слышала от Майкайлы ни слова возражений по поводу перспективы сделаться волшебницей. Майкайла вдруг представила себе картину долгих лет подобного существования — сидеть напротив Харамис во время еды, слушать ее бесконечные лекции… Казалось, она обречена. Ей захотелось просто забраться куда-нибудь подальше, свернуться в клубок и умереть. Но она была молодой и здоровой, да, кроме того, и не хотела на самом деле умирать. У нее просто не было желания жить именно такой жизнью.
Харамис поглядела через стол на сидящую напротив Майкайлу, с безразличным видом помешивающую свою кашу, и подавила очередной вздох. После отъезда Файолона прошел почти год; в Майкайле по-прежнему отчетливо виден талант волшебницы, хотя магические способности ее и не возросли в той мере, на какую надеялась Харамис, полагавшая, что все уладится, как только мальчишка перестанет путаться под ногами. Однако Майкайла оставалась все такой же мрачной. Неужели этой угрюмой и замкнутой девочке суждено стать Великой Волшебницей?
Правда, теперь от нее уже не услышишь грубости, припомнила Харамис. В этом отношении поведение ее подопечной после отъезда Файолона заметно улучшилось. Она сделалась спокойной, говорила только тогда, когда к ней обращались, была послушна и в точности исполняла то, что ей говорят. Но едва успев выполнить очередное задание, она тут же погружалась в ближайшее кресло и упиралась глазами в пол. В ней нельзя было заметить никакого интереса к магии, несмотря на несомненные способности к ней. И что гораздо хуже, она, казалось, потеряла вообще всякий интерес к жизни. Харамис, конечно, понимала, что и сама мало чем интересуется, кроме магии, но это ведь отнюдь не дает ей повода впадать в депрессию. Сейчас даже Узун кажется более живым, чем эта девочка.
— Майкайла…
Та равнодушно приподняла голову, отрываясь от пищи, и встретилась глазами с Харамис. Волшебница попыталась выдумать какую-нибудь фразу, чтобы разбудить девочку, но, увы, ей ничего не приходило на ум.
— Ты упражнялась сегодня с шариками?
— Да, госпожа. — Выражение лица девочки не изменилось. Вернее, лицо это вообще ничего не выражало.
— Как ты с ними справляешься?
— Очень хорошо, госпожа.
— Ешь свой завтрак, — велела Харамис, отбросив бесплодные попытки расшевелить ее. Складывалось впечатление, что, не получив прямой команды, Майкайла продолжала бы сидеть так все утро. Надо бы сказать Энье, чтобы та разузнала о любимых блюдах Майкайлы и приготовила их; Харамис не хотелось, чтобы девочка и дальше продолжала терять в весе.
