Стоя снаружи в коридоре, я протянул девушке руку.
— Пошли, — сказал я, — опасности нет.
Она отбежала к дальней стене и прижалась к ней.
— Нет! — воскликнула она.
Я рассмеялся и зашел в комнату.
Она отодвигалась от меня в ужасе, пока не оказалась в углу.
Закричала и вцепилась в камни.
Я взял ее на руки, но она сопротивлялась, как кошка, и кричала. Я хотел убедить ее, что опасности нет, что ее страхи беспочвенны. Она исцарапала мне лицо.
Я рассердился, ударил ее, она повисла у меня на руках.
Я понес ее к входу.
— Не надо, — прошептала она полным ужаса голосом, — пожалуйста, хозяин, не надо!
Голос ее звучал так жалко, что я отказался от своего плана и отпустил ее, хотя ее страх меня раздражал.
Она упала на пол, дрожа и плача, прижалась к моим ногам.
— Не надо, хозяин, — умоляла она.
— Ну, хорошо.
— Смотри, — сказала она, указывая на вход.
Я посмотрел, но ничего не увидел, только каменные бока портала и на каждом три круглых красных купола, каждый примерно в четыре дюйма шириной.
— Они безвредны, — сказал я, потому что сам несколько раз проходил мимо. Чтобы продемонстрировать это, я снова вышел из комнаты.
Стоя снаружи, я заметил кое-что, чего не увидел раньше. Над входом был вырезан горянский номер 708. Теперь я понял значение числа на ошейнике девушки. Я вернулся в комнату.
— Видишь, они безвредны.
— Для тебя, — ответила она, — но не для меня.
— Как это?
Она отвернулась.
— Рассказывай, — строго сказал я.
Она посмотрела на меня.
— Ты приказываешь?
Я не хотел ей приказывать.
— Нет.
— Тогда я тебе не расскажу.
— Ну, хорошо, — сказал я, — приказываю.
Она негодующе, со страхом и слезами посмотрела на меня.
— Говори, рабыня, — приказал я.
Она в гневе прикусила губу.
— Повинуйся.
— Может быть, — ответила она.
Я в гневе подошел к ней и схватил за руки. Она посмотрела мне в глаза и задрожала. Увидела, что должна будет говорить. Покорно опустила голову.
— Повинуюсь, — сказала она, — хозяин.
Я отпустил ее.
Она снова отвернулась и отошла к дальней стене.
— Давным-давно, — сказала она, — когда я впервые пришла в Сардар и нашла зал царей-жрецов, я была молодой и глупой. Я считала, что цари-жрецы очень богаты, и я, с моей красотой… — она повернулась, посмотрела на меня и откинула голову… — я ведь красива, правда?
Я посмотрел на нее. Хоть лицо ее было в слезах, волосы растрепались, одежда измялась, она была прекрасна, еще прекрасней в своем расстройстве, потому что оно уничтожило холодную отчужденность, с которой она держалась вначале. Я знал, что теперь она меня боится, но не понимал, почему. Это имеет какое-то отношение к двери, она боится, что я заставлю ее выйти.
