Девушка вернулась к спальному возвышению и опустилась на колени в нескольких футах от меня.
Мы смотрели друг на друга.
Молчали.
Спина у нее прямая; склонившись, она опирается на пятки. В глазах горит раздраженная ярость или бессильный гнев. Я улыбнулся ей, но она не улыбнулась в ответ, посмотрела на меня сердито.
Когда она снова подняла голову, я посмотрел ей прямо в глаза; некоторое время мы так смотрели в глаза друг другу, потом она опустила взгляд.
Когда она подняла голову, я коротким жестом пригласил ее придвинуться.
В глазах ее мелькнуло гневное возмущение, но она встала, медленно приблизилась ко мне и склонилась у самого возвышения. Я, по-прежнему сидя на возвышении скрестив ноги, наклонился, взял ее голову в руки и привлек к себе. Она склонилась, с поднятым ко мне лицом. Чувственные губы слегка раздвинулись, я почувствовал, что дышит она глубоко и часто. Я отнял руки, но ее голова не отодвинулась. Я медленно развернул белый шелковый шарф у нее на шее.
Глаза ее затуманились гневными слезами.
Как я и ожидал, на ее белом горле тонкий, плотно прилегающий ошейник горянской рабыни.
Подобно другим таким же ошейникам, он запирается маленьким замком на шее.
— Видишь, — сказала девушка, — я тебе не солгала.
— Твое поведение, — ответил я, — не похоже на поведение рабыни.
Она встала и попятилась, прижав руки к платью на плечах.
— И все-таки я рабыня. — Она отвернулась. — Хочешь посмотреть мое клеймо? — презрительно спросила она.
— Нет.
Итак, она рабыня.
Но на ошейнике не написано имя владельца и название города, как я ожидал. Там только номер — горянский, соответствующий по нашему счету 708.
— Можешь сделать со мной, что хочешь, — сказала девушка, повернувшись ко мне лицом. — Пока ты в этой комнате, я принадлежу тебе.
— Не понимаю, — сказал я.
— Я рабыня комнаты.
— Не понимаю, — повторил я.
— Это значит, — раздраженно сказала она, — что я заключена в этой комнате и принадлежу всякому, кто в нее входит.
— Но ведь ты можешь выйти, — возразил я.
И указал на широкий вход, в котором не было ни двери, ни решетки, и на коридор за ним.
— Нет, — с горечью сказала она, — я не могу выйти.
Я встал, миновал вход и оказался в длинном каменном коридоре, который уходил в обоих направлениях, насколько хватал глаз. Он был освещен энергетическими шарами-лампами. В коридоре, на равном, но большом — не менее пятидесяти ярдов друг от друга — расстоянии видны были многочисленных входы, точно такие же, как мой. Из одной комнаты никак нельзя было заглянуть в другую. Но ни в одном входе-портале я не видел дверей, не было даже петель.
