Я вернулся на камбуз и занялся перегонкой своего варева сквозь неказистый, но сносно действовавший дефлегматор, сработанный мною из обрезков медных трубок. За обедом я растолковал Далузе, что такое самогонный аппарат, и она потеряла к моему сооружению всякий интерес – спиртное ее не привлекало. К ужину я стал обладателем почти унции грязноватой жидкости. То Пламя, что я выгонял из чистого жира, и которое столь высоко ценилось на черном рынке, было почти прозрачным. Я прикидывал, не стоит ли проделать все с самого начала. Ужин прошел без приключений. Смахнув небьющуюся посуду в грубый мешок, я потащил его на камбуз, где чуть не столкнулся с Далузой. Перед ней на столе, распластав крылья, лежала мертвая сушняцкая чайка; бледно-розовая кровь сочилась из трех глубоких ран. Далуза оцепенело смотрела на птицу, сложив собственные крылья за спиной и руки на груди.
Я нарочно загрохотал посудой, но было непохоже, чтоб она меня заметила. Заинтересовавшись птицей, я подошел поближе: размах крыльев около четырех футов, желтые глаза, остекленевшие и мертвые, с полупрозрачным нижним веком, клюв с мелкими острыми зубами.
Самое странное – лапы: длинные паутинно-тонкие сети с костяными грузилами. Ясно, что во время охоты чайка просто скользит над непрозрачной пылью и вслепую выуживает все, что может попасться у поверхности. Я стоял у Далузы за спиной, но она не отрывала взгляда от стола. Вот еще одна капля крови медленно скатилась по перьям. На лице женщины-птицы не было жалости, только полная отчужденность пополам с чувством, для которого у меня просто не было названия. Да и ни у кого из людей не могло быть.
– Далуза, – мягко позвал я.
Она подпрыгнула, раскинув крылья: врожденная привычка летающих существ. Когда она опустилась, пол отозвался гулким звоном. Я глянул вниз: на ногах у нее были сандалии из китовой кожи. Ремешки перехлестывали ступню и сходились над пяткой. Между пальцев выступали стальные иззубренные крюки – искусственные когти.
– Ты, я смотрю, охотилась, – обронил я.
– Охотилась...
– И кое-кого поймала.
– Да...
– Хочешь ее съесть?
– Съесть?.. – отозвалась она безо всякого выражения и растерянно посмотрела на меня. Она была прелестна. У меня даже возникло садистское желание поцеловать ее. Я еле сдержался.
– Ты надела когти, – заметил я.
– Да! – взвилась она. – Прежде у каждого из нас были такие. – Молчание. – Знаешь... Я говорила тебе, что была там, где наши расы впервые встретились?
