Советница Эймс закрыла рот ладонью.
– На первый взгляд, – сдержанно произнесла Дженнифер, – может показаться, что у нашей Миранды заболевание нервной системы. Или параамфетаминоз. Но это нечто совершенно иное. Мозг Мири работает в три или четыре раза быстрее, чем наш, при чрезвычайно развитой памяти и такой же концентрации внимания. В качестве побочногоэффекта имеются незначительные аномалии в моторике. Генемоды Мири включают высокий интеллект, но именно изменения ее нервной системы дадут ей возможность применить этот интеллект, правда, пока мы не знаем, каким образом. Подобная генемода – лучший способ избежать такое распространенное явление, как интеллектуальный регресс.
Кое—кто из присутствующих кивал, слушая эту лекцию; другие, которым
было известно о менее выдающихся показателях Рики и Наджлы по сравнению с
самой Дженнифер, уставились в крышку стола. Советница Эймс смотрела на
извивающегося младенца широко раскрытыми глазами.
– Миранда – первая, – сказала Дженнифер. – Но не последняя. Здесь, в Убежище, собраны представители лучших умов Соединенных Штатов. Мы должны сохранить это преимущество ради всеобщего блага.
Советник Лин тихо сказал:
– Обычные дети Неспящих, обладающие генемодами, успешно справляются с этим.
– Да, – Дженнифер лучезарно улыбнулась, – но в любое время эти нищие на Земле могут изменить свою близорукую политику и начать все с начала. Нам нужно выжать все из генетической технологии.
Уилл Сандалерос легонько коснулся ее руки.
На долю секунды в глазах Дженнифер вспыхнула ярость, и она рассмеялась:
– Я снова ораторствовала? Простите. Я знаю, что все мы правильно понимаем философию Убежища.
Советница Эймс не отрывала завороженных глаз от дергающегося в конвульсиях младенца. Гермиона перехватила полный ужаса взгляд молодой женщины; она тотчас же завернула Миранду в одеяльце. Тонкая желтая ткань корчилась. По краям одеяльца были вышиты белые бабочки и темно—синие звезды.
Дру Арлин стоял перед Лейшей Кэмден, расставив ноги. Она еще никогда не видела такого резкого контраста, как между этим мальчиком и только что ушедшим репортером—подростком.
Грязь засохла коркой на каштановых волосах Дру, на остатках пластиковой рубашки и штанов, на дырявых башмаках, выданных в качестве Пособия. Кожа острых, как долото, локтей покраснела и воспалилась. Один зуб был выбит; только зеленые глаза ярко выделялись на лице, выражая пылкое упрямство, будто Дру приготовился что—то отстаивать каждой частицей своего грязного, тощего существа. Он явно не принадлежал к классу ишаков.
