А потом – по логике сна – он повел всех к бассейну и предложил научить фокусу с хождением по воде. Все дело в уверенности, объяснил он, в том, чтобы знать, как это делается. И гости решили, что это поистине отличный трюк, что в глубине души они всегда знали, как это делается, просто забыли, а вот сейчас новый друг напомнит, в чем соль.
«Снимите обувь», – сказал он, и они сняли: «серджио розессы», «кристиан лубутены» и «рене каовилльясы» выстроились бок о бок с «найками» и «док-мартенсами» и безымянными черными туфлями охранников. И новый друг повел гостей и хозяев в танце «конга» вокруг плавательного бассейна, а после за его край. Вода была прохладной на ощупь и подрагивала под ногами, как упругое желе. Некоторые женщины и несколько мужчин зашатались, а пара охранников помоложе запрыгали вверх-вниз, как дети в надувном замке. Далеко внизу огни Лос-Анджелеса сияли сквозь смог, точно далекие галактики.
Вскоре гости заняли каждый дюйм бассейна: стояли, танцевали, дурачились или подпрыгивали на воде. Столпотворение было такое, что мастак и дока, которым был во сне Толстый Чарли, поднялся на бетонный парапет и взял с серебряного подноса фалафель-сашими.
На плечо ему приземлился упавший с листа жасмина паучок. Пробежав по руке, он устроился на ладони, где его приветствовало радостное «Ух ты!».
Повисла тишина, будто не-Чарли слушал, что говорил паучок, что мог слышать лишь он один, а потом сказал:
– Ищите и обрящете. Ну не в точку ли?
И осторожно ссадил паучка на листок жасмина.
В это самое мгновение все стоявшие босиком на поверхности плавательного бассейна вдруг вспомнили, что вода не твердая, а жидкая, и что именно поэтому по ней нельзя ходить, не говоря уже о том, чтобы танцевать или прыгать, иными словами, что это невозможно.
И хотя эти люди были воротилами и винтиками «машины грез», они вдруг забарахтались в глубокой воде – мокрые и перепуганные.
Тем временем отличный малый, мастак и дока, иными словами, не-Чарли, небрежно пересек бассейн, шагая по головам и рукам, но ни разу не потеряв равновесия. А после, когда добрался до дальнего края, где терраса обрывалась отвесным склоном, он подпрыгнул и нырнул в огни лос-анджелесской ночи, которая мерцала и которая поглотила его, как океан.
Гости же выбирались из бассейна, рассерженные, расстроенные, ошарашенные, мокрые, а в ряде случаев и нахлебавшиеся воды…
В Южном Лондоне было раннее утро. В окно сочился голубовато-серый рассвет.
