Однако вековые традиции были еще сильны. Жили они и в нашей глухой деревушке Иляшкиде, затерявшейся среди необозримых полей, лугов и перелесков. Особенно упорно держались за старое старики-аксакалы. Собираясь группами на завалинках или за самоваром, они подолгу обсуждали последние новости, задумчиво пощипывали белые бороды и озадаченно качали головами;
– О аллах, что творится в мире! Или все это угодно тебе, всемогущий? Что происходит с людьми!..
О себе они не беспокоились. Им не страшно покинуть этот свет, – они уже давно вымолили у аллаха и теплое место для себя в раю, и красавиц-жен, и табуны коней, и сладкую, в сплошных удовольствиях жизнь…
Не о себе думали – о молодых!
А молодые весело шутили над причудами стариков и поступали по-своему. Так, как велело им новое время, новая жизнь. И никакой шайтан не был им страшен.
Да, мне повезло! И даже вдвойне – я родился мальчиком. В те времена появление в крестьянской семье мальчика считалось большим счастьем. Это и понятно. Ведь благополучие семьи зависело от земли, а землю давали по числу в ней мужчин, хотя бы этот мужчина был по колено коню! Это не имело никакого значения.
А в нашей семье до меня мальчишек не было, все девчонки. Три девочки подряд-шутка ли! Отец хватался за голову, а мать только грустно улыбалась:
– Не отчаивайся, Гайса. Будут и сыновья. Мое появление на свет было встречено с большой радостью. Вскоре я понял, что и отец, и мать меня очень любят. Мать часто брала меня на руки, терлась щекой о мою голову и все приговаривала:
– Сынок, сынок, сынок-Отец возвращался с поля, выпрягал лошадь и долго подбрасывал меня вверх. Устав, он ставил меня рядом с собой, громко подзывал мать и, как мне помнится, всегда говорил одно и то же:
– Смотри, мать, как он вырос за этот день! Прямо богатырь, ничего не скажешь. Скоро помощником моим будет.
Я делал вид, что мне это совсем не интересно, а у самого на душе делалось тепло-тепло…
Раз в год в наш дом приходила комиссия по распределению земли. В нее входили самые уважаемые в деревне люди. Придут – и сразу в доме словно бы посветлеет, у всех будто праздник. Только моей сестренке Масхуде не весело. Глядит на всех-и слезы в два ручья.
– Ты чего плачешь, Масхуда? – спросит кто-нибудь из членов комиссии. А она уткнется в материнский подол – и еще громче ревет.
За нее отвечал отец:
– Землю девочкам не даете. Боится, голодать будет. Вот и плачет.
– Почему же Муса не плачет? Он ведь у вас тоже еще маленький, – улыбаются члены комиссии.
