Хосе отступил на шаг.
– Скажите ему, чтобы пришел, – произнес он. – Я хочу поговорить с ним.
Маг уже полностью овладел собой. Он подмигнул бандитам, и громкий смех сотряс его мощную грудь.
«Прекрасно, сейчас ты увидишь его, гаденыш», – подумал он.
Гипнотизеров, способных на такое, было немного. Из тех, кто мог исполнить подобный фокус, он знал лишь немца Крюгера. Вообще даже лучшие специалисты не могли обойтись без слов, громко произнося то, что они намеревались внушить субъекту гипноза; но они с Крюгером, оба будучи учениками француза Белладонна, не нуждались в этом. В некоторых случаях – естественно, тут необходима способность очень быстро оценить степень впечатлительности гипнотизируемого – они не произносили ни слова. Одержимые сами все делали, нужно было лишь отдать их на волю их собственного воображения.
Он поднял руки, затем отступил на шаг и посмотрел на Хосе.
Молодой индеец стоял перед ним, сжав кулаки, – тело напряжено, глаза закрыты, голова запрокинулась. Дыхание его стало прерывистым.
– Ты видишь его, не так ли? Он здесь. Ну же, поговори с ним. Скажи ему, зачем ты хотел видеть его… Почему просил его явиться? Чего ты хочешь?
В горячечных, сбивчивых словах индейца зазвучала вся вековая горечь, вся история его расы, ее надежд и непроглядной тьмы. Сам того не ведая, Хосе Альмайо произносил свою первую политическую речь, выражая всю боль народа, видевшего на своем веку лишь нищету; он говорил куда яснее авторов всех книг, посвященных условиям жизни этого народа, написанных языком цифр и раскрывавших факты: недостаток школ, самый низкий в мире уровень жизни, власть, принадлежащая разъезжающему в «кадиллаках» богатому меньшинству, темное невежество основной массы народа.
– Меня зовут Хосе Альмайо, – заговорил юноша срывающимся голосом. – Может быть, ты слышал обо мне. Чтобы тебе понравиться, чтобы получить от тебя талант, я сделал все, что смог придумать. Сделаю и больше. Научусь. Но мне нужно помочь. Я всего лишь кужон.
Чтобы подняться к вершинам, мне нужна твоя поддержка. Никогда еще не было индейца на вершине власти, никогда. Правительство, армия, полиция всегда бдительно следили за тем, чтобы этого не произошло. Ты всегда оказывал им содействие, и я не оспариваю их заслуг, я знаю, как они развращены и жестоки. Мне прекрасно известно, что народ добр, что он по-страшному вкалывает, но это не его вина, он просто не понимает. Ему сказали: это есть Господь – вот он в него и верит; эти голодранцы такие невежды. Но я-то знаю. У меня были хорошие учителя, которые объяснили мне это. Я повидал мир. Я понял. Знаю, что нужно делать. И готов к этому.
