— Я не оскорбляю ваш интеллект.
Он слегка нахмурился — думаю, тоже от души, как раньше чуть улыбался. Из-под маски проглянул истинный Харлан.
— А еще слухи говорят, что вы уже несколько месяцев в ночь полнолуния не работаете.
Он вдруг стал очень серьезен. Не зловеще-серьезен, а так, будто я повела себя невоспитанно, забыла, скажем, застольные манеры, и он меня поправляет.
— Может быть, я викканка. Вы же знаете, что для них полнолуние — священный день. Точнее, ночь.
— А вы викканка, миз Блейк?
Устать от словесных игр — на это мне много времени не надо.
— Нет, мистер Харлан.
— Так почему же вы не работаете в ночь полнолуния?
Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.
Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой, за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи волков. Больверк — это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко. Последней брошенной мне репликой была такая: «Я не хочу любить женщину, которой среди чудовищ комфортнее, чем мне». И что я могла на это сказать? Что вы могли бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает все. Врут.
Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня зависимые. И я, чтобы быть в их распоряжении, в полнолуние беру выходной. Достаточно простая вещь, как видите, но ничего такого, о чем я хотела бы информировать Харлана.
— Иногда я беру выходной, мистер Харлан. Если он совпадает с полнолунием, то заверяю вас, это чисто случайно.
— Ходят слухи, что несколько месяцев назад вас порвал оборотень и теперь вы — одна из них.
Он говорил по-прежнему спокойно, но к этому заявлению я была готова. И лицо, и тело у меня были на этот раз спокойны, потому что он ошибся.
— Я не оборотень, мистер Харлан.
Он чуть прищурился:
— Я вам не верю, миз Блейк.
Я вздохнула:
— Честно говоря, мне все равно, верите вы мне или нет, мистер Харлан. Оборотень я или нет — это никак не влияет на то, насколько хорошо я поднимаю мертвых.
