Откинув одеяло, Рэйчел, опустив ноги, села на край кровати. Как странно видеть свои босые ноги на ковре! Она зарылась пальцами в ворс, проверяя его густоту. Матрац оказался слишком мягким, словно ей его подсунули по ошибке. Воздух был невыразимо сладок: она намеренно оставила окно открытым, хотя ночью было холодно, чтобы ощущать его свежесть. Вчерашнюю ночь она провела, сидя на холодном кирпичном полу в Тэвистокской тюрьме, в камере площадью девять квадратных футов [18], без воздуха и света, отодвинувшись как можно дальше от ведра с нечистотами, оставшимися после предыдущего обитателя.
Нашарив на столике у постели спички, она зажгла свечу в медном шандале. Наверное, скоро ей суждено к этому привыкнуть (так же, как и к слишком мягкой кровати), но пока одна лишь мысль о том, что она может сама, когда пожелает, зажечь свет в своей комнате, наполняла ее душу ликующим трепетом. Как быстро человек приноравливается к невообразимым прелестям свободы!
Рэйчел прижала руку к ноющему животу. За обедом она мало ела и почти не прикасалась к вину, но все же пища оказалась для нее слишком тяжелой, и теперь ее слегка подташнивало. К тому же после обеда она выпила кофе — настоящего кофе! Он показался ей таким крепким и диковинным на вкус, что она едва сумела отпить несколько глотков.
Она встала, взяла свечу и босиком прошла в кабинет, просто чтобы еще раз осмотреться. Тут был письменный стол-конторка с креслом и рядом с ним полка для книг. На столе стояли заправленная маслом лампа и резная деревянная чаша для цветов, а может быть, и для фруктов. Теперь у нее есть собственное окно, которое можно будет открывать и закрывать по своей прихоти в любое время, когда вздумается. И мягкое кресло, в котором можно сидеть у камелька и смотреть на огонь, — это лучшие предметы обстановки. Нет, стол-конторка и окно еще лучше. А может, все-таки чаша для цветов? Рэйчел никак не могла выбрать.
Она наперед знала, как ей будет мучительно трудно принимать решения по любому, даже самому пустяковому поводу. В тот день, когда ее выпустили из Дартмура, ей хотелось, чтобы надзирательница подошла к ней и прокричала над ухом: «Ступай на вокзал! Поезд сорок четыре! Береги вещи! Купи билет! Садись в поезд! Сорок четвертый, и нечего глазеть по сторонам!» Необходимость делать выбор заставляла ее цепенеть от страха. Любое действие, даже самое простое, было чревато непредсказуемыми последствиями. В Оттери, до того, как за ней пришел констебль, она провела две ночи в пансионе миссис Пиви. Но сначала она несколько часов простояла на улице под дождем, не решаясь войти, не зная, что сказать хозяйке, как попросить сдать ей комнату, сколько за нее платить. А больше всего она боялась, что хозяйка пансиона ее узнает. Миссис Пиви ее, разумеется, не узнала, имя Рэйчел Уэйд ей ничего не говорило. Много лет назад она знала Рэйчел Крэншоу, но та девушка ничего общего не имела с запуганной, изможденной, странной на вид женщиной, которая не смела поднять на нее глаз, пока просила комнату.
