В Египте подобные идеи укоренились сильнее, чем в других странах. В Гелиополе культ Солнца существовал по крайней мере с третьего тысячелетия до н.э. Бог Ра был самым распространенным из божеств солнечного культа, и фараоны считались его сыновьями. Птолемеи, охотно воспринимавшие египетские религиозные традиции, преобразовали этот культ на эллинистический лад. В Александрии поэты слагали гимны в честь Солнца, а Гелиоса отождествляли не только с древнеегипетскими богами, но и с самими правящими царями. Почитание Исиды и Осириса также было тесно связано с солнечным культом, поскольку Гелиос отождествлялся с сыном Исиды. Уже Птолемея III на монетах изображали в короне из солнечных лучей.
Но самый важный аспект культа Солнца состоял в том, что для народов эллинистического мира он был связан с грядущим золотым веком, веком всеобщего согласия. Подобные надежды и ожидания не только поощрялись различными сектами (преследовавшими свои цели), но и стали частью государственной пропаганды ряда эллинистических стран и надеждой на мир и благополучие для миллионов людей в средиземноморском мире.
В Риме также уделяли большое внимание этой проблеме. Там с древних времен существовал собственный культ Солнца (бог Соль). Октавиан претендовал на то, чтобы бога Аполлона, ассоциируемого с Солнцем, считали его личным покровителем. Антоний, также учитывавший популярность идеи золотого века, чеканил монеты с изображением солнечного диска начиная со времен Победы при Филиппах (42 г, до н.э.) и повторил эту эмблему, когда его сыну было присвоено имя Солнца – символа золотого века, наступление которого должно было приблизить правление Антония и Клеопатры.
Теперь, накануне большой войны с парфянами, практическое значение этой идеи усилилось. Парфянские цари сами называли себя «братьями Солнца и Луны», и Антоний стремился показать, что именно ему покровительствует всемогущее Солнце. Более того, он намеревался, в случае победы над парфянами, объявить их царем именно собственного маленького сына, Александра Гелиоса. Первое имя Клеопатра дала ему в честь Александра Великого, покорителя персов (предков парфян).
Антоний, который и раньше мечтал о славе Александра Македонского, о новой мировой державе, сейчас готов был лишний раз это подчеркнуть.
Глава 9. АНТОНИЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ К КЛЕОПАТРЕ
Ситуация в Парфии выглядела, обнадеживающей для Антония. Парфянский царь Ород I, потрясенный гибелью сына на войне с римлянами, отрекся от престола. Его второй сын и наследник Фраат IV, чтобы править единолично, убил своих братьев и своего отца. Во время последовавшей за этим смуты самый могущественный из парфянских военачальников Монаэс в 37 году до н.э. бежал к Антонию с группой знатных соотечественников. Монаэс, крупный землевладелец, был наместником приграничных районов Парфии и главнокомандующим. Антоний, верный своему правилу поддерживать вассалов, даровал перебежчику обширные земли в римской провинции Сирия. Кроме того, он, судя по всему, заверил Монаэса, что, в случае успешной войны с Парфией, последний станет парфянским царем. Даже если Парфия предназначалась для Александра Гелиоса, мальчику было в то время всего три года, а потому парфянскую корону можно было пообещать и Монаэсу, с тем, например, чтобы следующим за ним правителем стал Александр Гелиос.
