Пожилые записки | страница 89



– Вы вот журналисты, – сказал он, – а к нам сюда и знаменитые поэты приезжают. Михалкова знаете, наверно?

– А сало русское едят! – воскликнул мой приятель в подтверждение, что знает. Он был так носат и курчав, а выпито уже было столько, что мы зашлись кошмарным смехом, и я, чтобы приличие восстановить, прочел свое любимое двустишие этого поэта:


Мне не надо ничем,

я задаром спас его.


– Да-да, – кивнул технолог и хвастливо продолжал: – Я тут его сам лично принимал и всё показывал. Он приезжал с такой блондинкой (тут технолог плавно очертил руками, с какой именно) и мне сказал, что дочка. А я после работы шел домой, смотрю: они там за кустами на скамейке – нет, не дочка.

Тут важно мне заметить, что такой рассказ, но про безвестного гуляку вряд ли был бы так же нам интересен. А мельчайший эпизод из жизни Михалкова принимался с острым любопытством. Как-то мудрый, пожилой и грустный профессор-психиатр мне лаконично эту нашу психологию обрисовал. Сказал он вот что:

– Все вы – измельчавшее поколение. О каждом поколении можно судить по его мании величия. У меня на всю клинику – ни одного Наполеона! Официантка заболевает, у нее мания величия – она директор ресторана. Привозят молодого лейтенанта, у него мания величия – он майор. Заболевает несчастный графоман, у него мания величия – он Евтушенко. Это типичное вырождение, сударь мой, деградация жизненных масштабов, это путь к убожеству.

Всё сказанное этим грустным человеком полностью относится, по-моему, и к любопытству нашему, но с этим ничего не поделаешь.

А от общения с подлинно замечательными людьми порою остается мелочь, анекдот, пустяк, но вспоминать его невыразимо приятно. Много, очень много часов посчастливилось мне общаться с Гришей Гориным – безусловно лучшим русским драматургом (а двумя его великими пьесами – о Свифте и о бароне Мюнхгаузене – будет наслаждаться, я уверен, не одно поколение). А вот запомнил почему-то лишь одну историю той поры, когда работал молодой врач Горин после института в «Скорой помощи». Приехав по вызову, обнаружил он у дряхлого еврея острое воспаление печени. Решили забирать его в больницу, и уже два дюжих санитара выносили на носилках стонущего старика с сомкнутыми от боли глазами. Но вдруг он приоткрыл глаза и глянул на врача, стоявшего над ним, и еле слышно прошептал:

– Скажите, доктор, вы аид?

– Да, я еврей, – растерянно ответил Гриша.

– Скажите, доктор, – тихо прошептал старик, – а могут ли печеночные колики быть от того, что слишком много съел мацы?