Помнишь, когда Апельсиновая Девушка провожала меня на вокзал в Севилье, мы видели в придорожной канаве мертвого белого голубя? Это был плохой знак.
Может, потому, что я не следовал всем правилам той сказки.
Помнишь Пасху во Фьелльстёлене? Тебе было почти три с половиной года. Нет, конечно, ты не можешь этого помнить. В институте мы изучали и психологию. И потому я знаю, что человек не помнит почти ничего из того, что с ним было до четырех лет.
Помню, мы с тобой сидели у стены дома и делили один апельсин на двоих. Веруника сняла это на видео, как будто предчувствовала, что конец пути близок. Спроси, сохранилась ли у нее кассета? Может, ей будет тяжело снова смотреть ее, но ты все-таки спроси.
После Пасхи я понял, что серьезно болен. Веруника мне не верила, но я-то знал лучше. Я всегда хорошо толковал знаки. И ставил диагнозы.
Я пошел к своему коллеге, между прочим, к тому самому врачу, который принес нам в больницу шампанское, когда ты родился. Сперва он сделал мне несколько анализов крови, потом сделал рентгеновское исследование и в конце концов согласился со мной. Наши диагнозы совпали.
С тех пор будни изменили свой характер. Для нас с Веруникой это была катастрофа, но мы сколько могли оттягивали ее. Неожиданно наша жизнь стала подчиняться новым правилам. Такие слова, как стремление, терпение, тоска, получили новое значение. Мы уже не могли обещать друг другу, что в будущем каждый день будем вместе. Мы вообще уже ничего не могли обещать друг другу. Мы оба вдруг стали несчастными и незащищенными. Сердечное местоимение «мы» обрело зловещий оттенок. Мы не могли больше предъявлять друг другу никаких требований, у нас больше не было общих ожиданий и надежд.
Читая это письмо, ты понемногу узнаёшь мою историю. Понимаешь меня. Мне приятно думать об этом.
По-своему ты должен знать меня лучше, чем кто-либо другой, хотя мы не разговаривали с тобой с тех пор, как тебе стукнуло четыре года. Но так откровенно, как в этом письме, я не общался ни с кем. И потому ты должен понять, как трудно было мне принять новые правила. Я знал, к чему все идет, и должен был постепенно привыкнуть к мысли, что вскоре мне придется покинуть тебя и Апельсиновую Девушку.
Но я должен кое о чем спросить тебя, Георг. У меня почти уже нет сил дольше ждать. Только сначала я хочу рассказать тебе, что случилось тут, на Хюмлевейен, несколько недель назад.
Каждое утро Веруника в художественной школе учит молодых людей писать апельсины. Я сказал, что ей нет нужды сидеть дома со мной целый день. Завтракаю я вместе с тобой. Потом отвожу тебя в детский сад и несколько часов сижу в холле за компьютером и пишу тебе это длинное письмо. Мне то и дело приходится балансировать между частями твоей железной дороги, чтобы не сдвинуть их с места. Ты сразу заметишь, если что-то окажется не на месте.
