— Избавиться от меня хотел? — человеческим голосом волк мне говорит. — Ан не выйдет, — и в оскале клык желтый показал.
Потом подошел ко мне. Лапу задрал. Возле правой моей ноги. Пометил меня и прочь потрусил…
А я вскочил с лежака, словно ужаленный. Темно кругом. Тихо, как в скрыне[70]. И никак я понять не могу, то ли во сне он мне привиделся, то ли наяву?..
Понял, что это сон. Просто сон. Упал на лежак и… точно в омут провалился…
28 августа 942 г.
Утром я проснулся раньше всех. Только рассвет забрезжил. Поежился от утреннего холодка, а из головы давешний сон не идет. Хоть снова к Берисаве езжай — страх прогонять.
Подошел к оконцу, на небушко заалевшее посмотрел.
— Куда ночь, туда и сон, — сказал, как бабуля учила.
И полегчало вроде. Так что и рад бы я к Берисаве отправиться да Любаву повидать, только недосуг мне. Сперва узнать надо, кто стрелял в меня. И зачем?
Спустился я вниз, через горницу, тихо, чтоб не разбудить домочадцев, прошел. Двери отворил. На рассветную стынь вышел.
А Коростень уж оживать начал. Холопы рты в зевоте дерут. Доспал не доспал, а управляться надо. Знают, что Домовит-ключник с них строго спросит.
Даже дочь свою, Загляду, не жалеет. Ни свет ни заря, а она уже откуда-то к детинцу бежит. В руках корзина с бельем.
— Здраве буде, княжич. Что-то ты раненько нынче.
— Не спится. Утро хорошее.
— Утро знатное, — улыбнулась она. — Над Ужом туманище. Хоть топор вешай.
— На реке была?
— На реке, — кивнула. — Прополоскала кое-какую одёжу для Малуши. Да еще колту[71] искала. Хоть Перунов день минул, только мы все одно вчера купались[72]. За все лето третий раз.
— Да, — согласился я, — лета почитай, что и не было. То дожди. То Ингварь… И что с колтами?
— Да потеряла одну. Вот с утра поискать решила. А то батюшка заругает. От матери они остались. Память ее.
— Нашла?
— Какое там! — поправила она сползшую с бедра корзину. — Говорю ж — туман. Как теперь перед батюшкой виниться? — и задумалась на мгновение, а потом добавила: — А вода теплая, как молоко парное. Ты-то небось тоже на реку?
— Нет. У меня другие дела.
— Загляда! — услышали мы голос ключника.
— Батюшка зовет, побегу я. — И сенная девка скрылась в детинце.
Я ей вслед посмотрел, а потом прошел по Большому крыльцу. Поднялся по крутой скрипучей лестнице (и как только шею не свернул, вчера в темноте по ней сбегая) на помост. Со вчерашнего вечера здесь никого не было. Вон и стрелы из стены торчат.
Меня даже передернуло от мысли, что я мог здесь остаться. Стрела бы пришила. Так и висел бы на ней, пристрелянный, пока не нашли.
