Но что-то медлит убийца… не слышно жуткого шуршания…
Тихо…
Я глаза открыл…
Никого.
То ли стрелы у лучника кончились, то ли спугнул его кто. А может, Доля моя решила, что рано еще в Репейские горы мне отправляться. Как знать…
Я выждал еще пару мгновений, а потом забарабанил кулаками в дверь.
— Сейчас… сейчас…—из-за детинца послышалось.
Домовит распахнул дверь.
Не помню я, как внутри очутился. Заорал на ключника. Голос сорвался. Петуха дал:
— Вы тут что?! С разума сошли?! Почему двери на запоре?
— А ты чего по ночам блукаешь? — спокойно так Домовит спросил.
Я ошалело вытаращился на него:
— Сроду же не запирали.
— Сроду не запирали, а сегодня князь велел. — Невозмутимость Домовита было мне, как снадобье успокоительное. — Я же думал, что ты уж спишь. Вот и притворил. А ты где-то шлындаешь.
— Отец спит? — Тревога за него всколыхнула душу.
— Да. У себя. Устал он с дороги. Велел не будить. А ты чего такой взбаламученный?
— Нет… ничего… темени испугался.
— Так луна ж на дворе. Эх ты, — вздохнул ключник. — Здоровый уже, а все ночи пужаешься. Спать иди. — Он зевнул, снова запер двери и пошел к себе.
Я тоже к себе поднялся…
Только не спалось…
Никак я понять не мог, почему меня жизни лишить хотели. Почему? Да и кому это нужно?..
Все же заснул…
И во сне Любаву увидел. Словно мучает девчонку страшный зверь. Ящур[69] злой. Обвил ее кольцами. Головами рогатыми шипит. А голов у него целых семь. И у всех лица варяга угрюмого. Того, что я лопатой забил.
Увидал меня Ящур. Засмеялся жутко. Головами замотал. Языками раздвоенными сучит. Не хуже гадюки-змеи лесной.
— Зачем, — шипит, — ты меня жизни лишил? А Любава стоит — ни жива ни мертва. Только в глазах у нее тоска смертная.
— Отпусти ее, — я ему в ответ. — Я тебя жизни лишил, мне и ответ держать. Отпусти.
Смотрю, а он хватку свою ослабил. Кольца развил. На меня пополз. Боязно мне. Так боязно, что зуб на зуб не попадает. А он все ближе и ближе. Плюет в меня огнем. Из ноздрей пар повалил.
Окутало все вокруг этим паром. Где Любава? Где Ящур? Не разобрать. И только фыр-фыр-фыр… Стрела опереньем прошелестела. И мне прямо в грудь. Впилась в самое сердце. И душно мне стало. Пар вокруг. Жарко. Точно в Микулиной бане. Я вздохнуть хочу — не получается. Стрела мешает. Древко ей обломать собираюсь, только руки у меня короткими стали. Никак не дотянусь.
И вдруг понимаю, что все это снится мне. И стрела сразу пропала. И пар из ящуровых ноздрей развеялся. И стою я под кустом ореховым. Вьюга кругом. Зима. А передо мной волк стоит. На меня смотрит. И ведь знаю я, что вырос уже давно, а все как маленький.
