— Война, господа.
— Ура! — коротко и дружно отозвались офицеры.
Князь поднял руку, и все примолкли.
— Никому ни слова о сем. Высочайший манифест будет опубликован завтра в два часа пополудни. А сегодня… Где селенгинцы, полковник Струков?
— На подходе, ваше сиятельство.
— Дороги очень тяжелые, ваше сиятельство, — поспешно пояснил Золотарев. — Передовую колонну Селенгинского полка обогнал верстах в семи отсюда, артиллерия отстала безнадежно.
— Так, — вздохнул Шаховской. — Начать не успели, а уж в грязи по уши.
— Время уходит, ваше сиятельство, — негромко напомнил Струков.
— Селенгинцы после марша за мною все равно не угонятся, а артиллерия ранее утра вообще не подойдет.
Корпусной командир промолчал. Подошел к столу, долго изучал расстеленную карту. Сказал, не поднимая головы:
— Сто десять верст марша да переправа через Прут. Где гарантия, что паром не снесло разливом?
— Вчера с той стороны перебежал болгарин, — сказал начальник штаба корпуса полковник Бискупский. — Утверждает, что паром — на этом берегу.
— Следовало проверить своевременно.
Князь Шаховской был старым, кавказским воякой, заслужившим личной отвагой одобрение самого Шамиля[27]. Он, как никто, ценил риск, неожиданные обходы, стремился к глубоким рейдам и всегда безоговорочно верил в победу. Но начинать эту освободительную войну за сутки до ее официального объявления без достаточной подготовки решиться ему было нелегко. Повздыхал, сердито двигая седыми клочковатыми бровями, сказал сухо:
— Повременим. Свободны. Бискупскому остаться.
Недовольный Струков сознательно замешкался в дверях, пропуская поваливших из комнаты офицеров. Глянул на часы, вздохнул, сказал просительно:
— Разрешите хоть рекогносцировку с офицерами провести, ваша светлость.
— Экий ты, братец, упрямый, — проворчал генерал. — Ну, проведи. Не помешает.
Оставив Пономарева заниматься подготовкой к походу, Струков вывел офицеров на границу — на сам Траянов вал[28], режущий землю на Россию и Румынию. Над степью уже сгустилась тьма, но на той, румынской стороне ярко горели окна в таможне и цепочкой от Траянова вала в глубь Румынии тянулось множество костров, точно кто-то высвечивал дорогу рейдовому русскому отряду. Кратко ознакомив офицеров с задачей и сердито оборвав их попытку тут же рявкнуть восторженное «ура», указал примерный маршрут. Перечислил основные населенные пункты, которые предстояло миновать отряду, и обратил особое внимание на цепочку костров:
— Это светят нам, освободительной русской армии, господа. Деревенька, что перед нами, населена болгарами, бежавшими от трехсотлетнего турецкого ига, а посему и носит она название совершенно особое, я бы сказал даже символическое — Болгария. Это наша первая и одновременно конечная цель в этой святой освободительной войне, господа.
