Они пожали друг другу руки.
— Колльберг.
— Блумберг.
И тут Гюнвальд Ларссон обрушил на Блумберга град лишенных смысла вопросов.
— Как вас по имени?
— Карл Аксель.
— Сколько лет вы были врачом Нюмана?
— Больше двадцати.
— Чем он болел?
— Трудно понять неспециалисту…
— Попытайтесь.
— Специалисту тоже нелегко.
— Вот как?
— Короче, я только что просмотрел последние рентгеновские снимки. Семьдесят штук.
— И что вы можете сказать?
— Прогноз в общем благоприятный. Хорошие новости.
— Как, как?
У Гюнвальда Ларссона сделался такой ошарашенный вид, что Блумберг поторопился добавить:
— Разумеется, если бы он был жив. Очень хорошие новости.
— Точнее?
— Он мог бы выздороветь.
Блумберг подумал и решил ослабить впечатление:
— Во всяком случае, встать на ноги.
— Что же у него было?
— Теперь, как я уже сказал, нам это известно. У Стига была средних размеров киста на теле поджелудочной.
— На чем, на чем?
— Ну, есть такая железа в животе. И еще у него была небольшая опухоль в печени.
— Что это все означает?
— Что он мог бы до некоторой степени оправиться от своей болезни, как я уже говорил. Кисту следовало удалить хирургическим путем. Вырезать, иначе говоря. Это не было новообразованием.
— А что считается новообразованием?
— Канцер. Рак. От него умирают.
Гюнвальд Ларссон даже как будто повеселел.
— Уж это мы понимаем, можете не сомневаться.
— Вот печень, как вам может быть известно, неоперабельна. Но опухоль была совсем маленькая, и Стиг мог прожить с ней еще несколько лет.
В подтверждение своих слов доктор Блумберг кивнул и сказал:
— Стиг был физически очень крепким человеком. Общее состояние у него превосходное.
— То есть?
— Я хотел сказать: было превосходным. Хорошее давление и здоровое сердце. Превосходное состояние.
Гюнвальд Ларссон, казалось, был удовлетворен.
Эскулап сделал попытку уйти.
— Минуточку, доктор, — задержал его Колльберг.
— Да?
— Вы много лет пользовали комиссара Нюмана и хорошо его знали.
— Справедливо.
— Что за человек был Нюман?
— Да, да, если отвлечься от общего состояния, — подхватил Гюнвальд Ларссон.
— Ну, я не психиатр, — сказал Блумберг и покачал головой. — Я, знаете ли, терапевт.
Но Колльберг не хотел удовольствоваться этим ответом и упрямо повторял:
— Но должно ведь было у вас сложиться какое-нибудь мнение о нем?
— Стиг Нюман. как и все мы, грешные, был человеком сложным, — туманно произнес врач.
— Больше вы ничего не можете о нем сказать?
— Ничего.
— Благодарим.
— До свиданья, — сказал Гюнвальд Ларссон.
