Юрьевская прорубь | страница 41
— В чём я прав? Что надёжнее?! — закричал Варфоломей. Трифон пристально посмотрел на друга и сказал:
— Ну, будет об этом. Поговорили, и хватит.
Сначала он был оскорблён неожиданной и непонятной скрытностью Варфоломея, но теперь в его сердце закралась тревожная мысль: а не спятил ли его друг за время, что они не виделись? И он спроосил как можно спокойнее:
— Как у тебя идут дела?
— Нет, погоди, — сказал Варфоломей. — Помнится мне, когда я выпускал голубей, их и правда было пять. Ещё Николка сказал, что ненароком упустил одного. А ты, случаем, не путаешь: может, сперва один прилетел, а пять-то уже после?
— Я никогда ничего не путаю, — отвечал Трифон. — И не желаю больше говорить об этом.
— Погоди, — снова сказал Варфоломей. — Позовём Николку,
Явившийся на зов Николка поведал отцу и Трифону всё, как было, без утайки, даже объяснил, почему не открылся отцу. Когда он закончил рассказ, Трифон заключил его в свои медвежьи объятия и расцеловал.
— У тебя не сын, а золото! — закричал он Варфоломею. — Возьму-ка я его с собой во Псков! Поедешь со мной, а? — обратился он к мальчику.
Едва не задохнувшийся в его объятиях счастливый Никол-ка кивнул головой и посмотрел на отца. Трифон тоже взглянул на Варфоломея.
— Отпустишь со мной сына?
— Пусть едет, коли хочет, — ответил Варфоломей, — заслужил.
— Значит, после Крещенья и поедем, — сказал Трифон, — Поглядишь на Псков-город, на Русскую землю… А если понравится тебе моё беспокойное ремесло, будем вместе по морям-озёрам плавать, по дорогам колесить!
И Трифон снова обратился к Варфоломею:
— А насовсем отпустишь со мной сына?
— Отчего ж, — отвечал Варфоломей, — пусть едет, коли есть охота.
В тот же вечер Николка уговаривал Мартина ехать вместе с ним и Трифоном во Псков.
— Не бойся, — убеждал Николка друга, — Трифона я упрошу, Трифон добрый, он тебя возьмёт! Дедушка не отпустит? А ты убеги! Зато как бы хорошо вместе-то, а? Убеги — и всё!
— Не знаю, — неуверенно отвечал Мартин.
Он колебался. Конечно, это очень соблазнительно — вместе удрать куда-нибудь подальше от косматой тёмной силы, гнездящейся за глухими стенами замка…
Глава шестнадцатая. В ОПОЧИВАЛЬНЕ ЕПИСКОПА
За глухими стенами замка в опочивальне епископа в тот вечер тоже беседовали двое.
Собеседников разделял стол, уставленный яствами и тёмными бутылями в камышовой оплётке; тускло блестели два тяжёлых серебряных канделябра, в каждом из которых горело по три толстых восковых свечи.
Один из собеседников покоился в удобном кожаном кресле с высокой спинкой. Он был в стеганом халате из чёрного шёлка, потёртом и засаленном, и в маленькой плоской шапочке, не прикрывавшей полностью его розовую лысину. Гладко выбритое лицо напоминало грушу — оно как бы стекало книзу. Над толстыми лиловыми губами нависал нос ало-сизого цвета, который повторял очертания лица в уменьшенном размере. Маленькие глазки, близко посаженные к переносице, придавали этому человек сходство с медведем.