Джейн смотрела на статую.
– Стэнхоуп считает, это лучшее его творение.
– Стенхоуп!
– Не смей так говорить!
– Я сказал «Стенхоуп».
– Да, но гадким, плаксивым голосом, как будто тебе противно выговаривать это имя.
Лорду Аффенхему и впрямь это было противно, однако ему не хватило духу сказать правду. Мужественный человек, отличившийся в молодости на войне, страшился женского гнева. Джейн, если разбудить спящую в ней тигрицу, имела неприятное обыкновение сообщать, что испортилась плита, и обедать придется бутербродами. Лорд Аффенхем деликатно переменил тему.
– Послушай!
– Да, милорд?
– Ты ходила в галерею насчет моих картин?
– Ходила и видела самого мистера Гиша. Кажется, он заинтригован.
– Хорошо.
– Я обещала позвонить ему и узнать, как идут дела.
– Отлично. Поторопи его, мошенника. Если я продам картины, мы сможем снова переехать в Шипли.
– А я – выйти за Стенхоупа.
– У-у!
– Что ты сказал?
– Да так…
– Ты сказал: «У-у!»
– Ничего подобного.
– Мне послышалось: «У-у!»
– Возможно. Чего только не послышится. А теперь – не приставай ко мне. Я решаю кроссворд, он сегодня какой-то безумный. Сбегай и спроси Кеггса, что бы такое могло значить: «Конь мчался по степи, напрягая могучие лыжи». Передай, что это срочно. И принеси еще кофе.
– Ты пьешь слишком много кофе.
– Кофе много не бывает. Оно взбадривает. Подстегивает мыслительный процесс.
– Ладно, принесу. Ну и хлопот же от тебя!
Джейн вернулась с кофе.
– Я сварила ровно чашку, – сказала она. – Ты отравляешь нервную систему. Что до лыж, то мистер Кеггс говорит, это анаграмма, надо – жилы. Запиши.
– Запишу. Жилы, да? Потрясающе. Теперь поди и спроси его, что, черт возьми, такое: «Под грохот аплодисментов на сцену поднялся знаменитый катер».
– Его нет.
– Ерунда. Конечно, он здесь. Он тут живет.
– Живет. Но сейчас он мчится куда-то, напрягая могучие лыжи. Я поймала его у калитки. «Прощай!» – взмахнул он лилейною рукой и устремился в бескрайние просторы. Что ж, дожидайся его возвращения, – и Джейн ушла хлопотать по хозяйству, а лорд Аффенхем задумался, до чего же надо дойти, чтоб подсунуть бедным читателям этот катер. Тут он заметил, что из Мирной Гавани выходит Стенхоуп Твайн с явным намерением полюбоваться на свой шедевр.
Виконт демонстративно встал и пошел в дом. Он был не в настроении услышать «А, это вы, Аффенхем».
