— Ох, ну хорошо, — сказал я. — Хорошо! Хорошо! Хорошо!
И я пошёл к себе, чтобы тщательно всё обдумать. В коридоре мне повстречался Дживз.
— Прошу прощенья, сэр. Я всюду вас искал.
— В чём дело?
— Я должен поставить вас в известность, сэр, что кто-то почистил ваши коричневые ботинки чёрным гуталином.
— Что?! Кто? Зачем?
— Не могу знать, сэр.
— И ничего нельзя сделать?
— Ничего, сэр.
— Проклятье!
— Слушаюсь, сэр.
* * *
С тех пор я часто задумывался, каким образом бедолагам убийцам удаётся нормально жить и работать, замышляя новое преступление. Мне предстояло куда более лёгкое дело, но мысль о нём не давала мне покоя, и я всю ночь проворочался в постели, а наутро встал совсем разбитым. Даю вам честное слово, у меня появились тёмные круги под глазами! Мне даже пришлось обратиться к Дживзу за помощью и попросить его приготовить очередной спасительный коктейль.
По прошествии нескольких часов после завтрака я начал понимать, что чувствует на железнодорожной платформе вор, выхватывающий сумки из рук. Я слонялся по холлу в ожидании рукописи, а её всё не приносили и не приносили. Дядя Уиллоуби не вылезал из библиотеки, по всей видимости добавляя последние штрихи к своему произведению, и чем больше я думал о предстоящем похищении, тем меньше оно мне нравилось. Я расценивал свои шансы на успех как два к трём, а при мысли о том, что будет, если я попадусь, холодные мурашки бегали по моей спине. Дядя Уиллоуби был, как правило, старичком покладистым, но я несколько раз видел его в гневе и, клянусь своими поджилками, даже думать боялся, как он взбеленится, если узнает, что я посягнул на дело его жизни.
Было около четырёх часов, когда он вприпрыжку выбежал из библиотеки, положил пакет на стол и вприпрыжку же умчался обратно. Я в это время прятался к юго-востоку от места событий, а именно, за рыцарскими доспехами. Как только горизонт очистился, я в два прыжка очутился у стола, схватил бандероль и сломя голову кинулся по ступенькам к себе в комнату, чтобы как можно скорее запрятать свою добычу. Я нёсся, как мустанг, и, распахнув дверь, чуть не налетел на молодого Эдвина, бой-скаута, будь он трижды проклят. Он стоял у комода, прах его побери, и рылся в моих галстуках.
— Приветик! — сказал Эдвин.
— Что ты здесь делаешь?
— Прибираю твою комнату. Это моё последнее доброе дело за субботу.
— Ты имеешь в виду прошлую субботу?
— Я отстал на пять дней. Вчера было шесть, но я почистил твои ботинки.
— Так это ты…
