Он запрыгнул в лифт, как жизнерадостный молодой козлик, а я отправился в клуб, уселся у окна и стал глазеть на машины, которые шли в одну сторону и возвращались в другую. Был ранний вечер, когда я вернулся домой, чтобы переодеться к обеду.
— Куда все подевались, Дживз? — спросил я, убедившись, что в квартире никого нет. — Вышли прогуляться?
— Его милость захотел осмотреть достопримечательности города, сэр. Мистер Бикерстет служит ему провожатым. В первую очередь они отправились к гробнице Гранта.
— Должно быть, мистер Бикерстет на седьмом небе, что?
— Сэр?
— Я хочу сказать, мистер Бикерстет, наверное, сам не свой от счастья.
— Не совсем, сэр.
— А что такое?
— План, который я осмелился предложить мистеру Бикерстету и вам, к сожалению, оказался неудовлетворительным.
— Разве герцог не поверил, что у Бяки дела идут лучше некуда?
— К сожалению, поверил, сэр. И тут же прекратил выплачивать ему ежемесячное пособие, заявив, что мистер Бикерстет зарабатывает много денег и поэтому не нуждается в дополнительных средствах.
— Святые угодники и их тётушка, Дживз! Это ужасно!
— Весьма неприятно, сэр.
— Я не ожидал ничего подобного!
— Должен признаться, я тоже не предвидел такого исхода, сэр.
— Наверное, Бяка совсем пал духом.
— Мистер Бикерстет выглядел весьма расстроенным, сэр.
Мне до боли в сердце стало жаль несчастного страдальца.
— Мы должны что-то предпринять, Дживз.
— Да, сэр.
— Ты можешь что-нибудь придумать?
— В данный момент нет, сэр.
— Неужели ему нельзя помочь?
— Мой бывший хозяин, лорд Бриджвуд, сэр, — по-моему, я упоминал о нём раньше, — любил повторять, что из любого положения есть выход. Несомненно, рано или поздно нам удастся решить проблему мистера Бикерстета, сэр.
— Давай, Дживз, действуй!
— Сделаю всё возможное, сэр.
Я пошёл переодеваться. Если хотите знать, как сильно я огорчился, могу сказать вам, что я чуть было не надел к обычному костюму белый галстук, но, к счастью, вовремя заметил свою оплошность. Затем я отправился в ресторан, но не для того, чтобы поесть, — во-первых, у меня пропал аппетит, а во-вторых, мне казалось неприличным набивать себе желудок, когда Бяка лишился последнего куска хлеба, — а просто потому, что хотелось побыть на людях.
Когда я вернулся домой, старикан Чизвик уже спал, а Бяка, сгорбившись, сидел в кресле, изо рта у него свисала сигарета, и он смотрел в пол отсутствующим взглядом.
— Чертовски неприятно, старичок, что? — сказал я.
Он поднял бокал и осушил его одним глотком, не заметив, что в нём не было ни капли жидкости.
