Я с сомнением нахмурился.
— Насколько я помню, речь шла о каше. «Кто ел мою кашу?»
— Там была кровать, я уверена.
— Кровать? Не помню никакой кровати. А вот насчет каши я совершенно… Но мы опять отклонились в сторону. Я говорил, что никто не может упрекнуть уважаемого неженатого молодого человека вроде меня за то, что он неодобрительно относится к барышням в лиловых пижамах, которые забрались к нему в постель…
— Ты же сказал, пижама мне идет.
— Ну идет, ну и что?
— Сказал, я в ней неплохо смотрюсь.
— Да, неплохо, но ты снова пытаешься увильнуть от ответа. Меня волнует…
— Тебя все волнует. Я уже раз десять загибала пальцы.
— Меня волнует одно, и я все пытаюсь довести это до твоего сознания. Излагаю кратко: что скажут люди, когда увидят тебя здесь?
— Никто меня здесь не увидит.
— Ты так думаешь? А Бринкли?
— Это еще кто такой?
— Мой слуга.
— Бывший?
Тьфу, до чего же тупа.
— Нынешний. Завтра в девять утра он принесет мне чай.
— И ты его с удовольствием выпьешь.
— Он принесет чай сюда, в эту комнату. Подойдет к кровати и поставит на столик.
— Это еще зачем?
— Чтобы мне было удобнее взять чашку и пить.
— А, то есть он чай поставит на столик. А ты сказал, что он поставит на столик кровать.
— Никогда я такой глупости не говорил.
— Говорил. Именно так и сказал.
Нет, надо ее как-то урезонить.
— Детка, ну где твой здравый смысл? Бринкли не жонглер, он просто вышколенный камердинер и никогда не осмелится ставить кровати на столы. Да и зачем их вообще ставить? Ему и в голову такое не придет. Он…
Но она не дала мне исчерпать все мои доводы:
— Постой. Ты мне уши прожужжал про этого самого Бринкли, а на самом деле никакого Бринкли нет.
— Еще как есть. И в девять утра он войдет в эту комнату, увидит тебя, и разразится скандал, который потрясет основы общества.
— Я хотела сказать, его в доме нет.
— Как это нет? Есть.
— Ну, тогда, значит, он глухой. Я устроила такой шум, когда влезала в дом, что перебудила бы сотню камердинеров. Не говорю уж о том, что разбила во дворе окно…
— Ты разбила окно во дворе?
— А что мне оставалось, иначе я не попала бы в дом. Окно на первом этаже, там вроде бы спальня.
— Ах ты черт, это как раз комната Бринкли.
— Какая разница, его все равно там не было.
— Как это не было? Я отпустил его на вечер, а не на всю ночь.
— Берти, я все поняла. Он загулял и еще долго не вернется. Один папин лакей преподнес нам точно такой же сюрприз. Ему дали свободный вечер, он ушел из нашей нью-йоркской квартиры на Шестьдесят седьмой улице четвертого апреля в велюровом котелке, серых перчатках и клетчатом костюме, и только десятого апреля мы получили от него телеграмму из Портленда, штат Орегон, он сообщал, что проспал и скоро будет. Вот и с твоим Бринкли случилось что-то в этом духе.
